Проблема возникла совсем с другого боку. Уже на самом подъезде к Манхэттену, в Линкольн-тоннеле, они на четыре часа застряли в пробке. Вадима не особо волновало, что быстро стало нечем дышать, что от выхлопных газов разболелась голова. Он думал только об одном – Махир ждет к семи, а сейчас уже 9. Теперь 10. Уже 11. Вот где понадобился бы телефон в машине…
Когда, наконец, выбрались из тоннеля и въехали в город, посольский, страшно опаздывавший по своим делам, высадил ребят с их огромными чемоданами на первом же перекрестке и умотал. Вадим позвонил Махиру из автомата. Трубку никто не взял. На дворе половина двенадцатого ночи. Никого знакомых, кроме Махира, в Нью-Йорке нет. Лену трясло от голода и страха. У обоих – страшная головная боль. Вадим поймал такси и протянул бумажку с адресом Алиева.
На звонок в дверь никакой реакции не последовало. Осиповы сели на свои чемоданы на улице и стали ждать. Должен же когда-нибудь Махир вернуться домой?
Минут через 40 он появился. Оказывается, ждал, ждал и пошел ужинать. Дома он не ест, не на чем и не в чем готовить. В его студии – одинокая электроплитка, и все. Хозяева больно экономные.
Единственным открытым ночью заведением в радиусе двух километров, по словам Махира, был японский ресторан. Японскую кухню ни Вадим, ни тем более Лена никогда не пробовали. Хотя сейчас это значения и не имело. Последней их едой был завтрак.
В ресторане оказалось и ужасно невкусно, и жутко дорого. Но это казалось сейчас неважным. Хотя обидно: покупали Машке одежду и высчитывали каждый доллар, а здесь оставили 23 доллара за какую-то сырую гадость с рисом.
Следующие два дня Осиповы посвятили Нью-Йорку. Город завораживал своими небоскребами, но пугал грязью на улицах, невероятным количеством бомжей, которых Лена называла красивым словом «клошары», что, однако, не делало их симпатичнее.
Вадим определил Нью-Йорк как вокзал. Все куда-то спешат, никому ни до кого нет дела. Складывалось ощущение, будто Вашингтон и Нью-Йорк не просто города разных стран, а разные континенты.
Нью-Йорк не просто подавлял. Он расплющивал, уничтожал, превращал тебя в пыль…
Самолет вылетал в 7 утра. Последний ужин накануне вечером Лена захотела провести наедине с Вадимом, без Махира. Обычно они ходили ужинать вместе. Разумеется, не в японский ресторан. Одного раза хватило.
Пошли в пиццерию. Посетителей почти не было. Пиццерии в Америке – место завтрака и ланча, но не ужина. Есть не хотелось. Взяли один кусок пиццы на двоих и баночку «спрайта». Сидели, держась за руки, и смотрели, смотрели, смотрели друг на друга.
Вадиму хотелось плакать от своего бессилия. От невозможности ни удержать Лену здесь, ни уехать с ней. Лена просто плакала.
Сейчас Вадим не строил планы, как победить американцев. С этим еще разберемся. Он думал о том, что никогда, ни при каких обстоятельствах он не уйдет от этой женщины. И не допустит, чтобы она ушла от него. Чего бы это ему ни стоило!
Увидев Лену в аэропорту, Терешкова, казалось, с облегчением выдохнула. Подошла к Вадиму, крепко пожала руку и сказала: «Спасибо!»
– Это вам спасибо, Валентина Владимировна, – с чувством ответил Вадим.
– Нет, тебе, – неожиданно перешла на «ты» Терешкова. – И ты знаешь, за что!
Обняла Лену за плечо и увлекла ее за собой.
– Долгое прощание – лишние слезы. Поверь, я знаю! – Как-то по-простому и очень душевно сказала она Лене, которая все порывалась вернуться и поцеловать Вадима. – Чемоданы возьмите! – властно приказала тут же Терешкова какому-то полусогбенному от почтительности посольскому мужику.
Из Нью-Йорка в Вашингтон Вадим возвращался поездом. По сравнению с самолетом билет почти вдвое дешевле. А по времени – разница не принципиальная. Поезд – 4 часа, самолет – час. Но прибавляется дорога до аэропорта. Итого, разница – часа полтора. 50 долларов были явно весомее.
Задача-минимум выполнена – Лена увидела Америку. Вадим немного успокоился. Хоть какой-то смысл в его стажировке теперь обнаружился.
Осипов по старой привычке достал лист бумаги, расчертил его пополам и стал вписывать плюсы и минусы разных вариантов «борьбы с американцами».
До окончания стажировки в «Брайан энд Твид» оставалось полтора месяца. Затем переезд в Нью-Йорк в фирму «Уайт энд Кейс». Если он никак не обратил на себя внимание в «Брайане», то шансы выделиться в «Уайте», фирме гораздо более крутой, сводились к нулю. Эта малоприятная перспектива вдруг натолкнула Вадима на парадоксальную мысль. Он стал прокручивать ее то так, то этак. Вроде срасталось…