Командующий фронтом

«Подготовьте приказ о переименовании Сергеевского отряда в 1-й Дальневосточный полк. Командир Безуглов. Необходимо снабдить полк небольшим типографским станком («американкой» или «бостонкой»), шрифтом, наборщиком, достаточным количеством письменных принадлежностей, а также обмундированием, медикаментами, картами, палатками».

Из Никольска Лазо сообщил:

«Попали на заседание военревштаба совместно с нашим командным составом. Заседание произвело на нас хорошее впечатление своим деловым характером и отсутствием многословия. При нас был скоро разрешен ряд вопросов, после чего мною был сделан краткий доклад. На другой день утром состоялось общее собрание 33-го стрелкового полка, а днем собрание Дальневосточного кавалерийского полка и партизанского отряда. Слабым местом никольцев, безусловно, является то, что среди гарнизона почти не ведется политико-воспитательная работа. Это положение можно облегчить, командировав сюда работников из Владивостока.

На собрании командиров и представителей от частей мною был сделан подробный доклад. Собрание носило очень оживленный характер. Общее впечатление хорошее. Части настроены революционно. Высший командный состав весь назначен заново. Из среднего комсостава половина осталась на местах, другая — вновь назначена.

В плохом состоянии партизаны, они до сих пор полностью не вооружены и не обмундированы».

Приезд Лазо в Цимухинский отряд вызвал ликование. Шевченко, обхватив Сергея Георгиевича, целовал, как отец сына.

— Не ругай, бо не можу… Любый мий, дорогий!.. Знову ты с нами. Тут треба порядок заводить. Самураи хотят вагоны увезти в Маньчжурию. Я, як дипломат, заявив: «Що наше — то наше, а що ваше — то ваше. И не зачипайте Гаврилу Шевченку, бо вин як вдаре, то от вас одно мокрое место залишится». Злякались и ша!..

Лазо от души смеялся над «дипломатией» Шевченко и тут же объяснил, что в Гродеково в помощь ему будет назначен начальник гарнизона. В тот же день он сообщил Сибирцеву и Луцкому:

«Сегодня видел Шевченко. Совместно с ним и членами ревштаба выяснил положение в Гродекове. Все станицы выносят решения о признании новой, революционной власти. В ближайшие дни состоится войсковой съезд уссурийского казачьего войска. Луцкому присутствовать на этом съезде».

Перед отъездом к Лазо пришел начальник станции. Это был старый железнодорожник, хозяйственный и расчетливый человек. Поглаживая пальцами седые усы, он казался Лазо почему-то хитрым, но слова его были убедительны:

— Поймите, что всякое дело любит одного хозяина. Все тут распоряжаются: и комендант, и ревштаб, и командир партизанского отряда, и гражданские власти. А японцам это на руку. «Хозяина нет, — думают они, — так мы сами похозяйничаем». И приказывают мне подавать порожняк, сами что-то грузят, а станцию назначения дают в Маньчжурии. Видали жуликов! Я им еще ни одного вагона не дал, но бороться дальше нет сил.

После ухода начальника станции Лазо написал обстоятельное письмо Военному совету.