Командующий фронтом

Один из членов исполкома, с надвинутой на глаза ушанкой, сухим, надтреснутым голосом спросил:

— Вы все знаете, товарищ командующий… Не скажете ли нам, где теперь атаман Семенов и каковы его планы?

Лазо порывисто встал.

— О планах бандита Семенова я умолчу. Как-никак, это военная тайна. Кстати, здесь все коммунисты?

— Нет, — ответил председатель.

— Значит, есть и меньшевики?

— Да!

— Тогда я попрошу коммунистов остаться здесь, а меньшевиков покинуть кабинет.

— Безобразие! — выкрикнул тот самый член исполкома, который интересовался местопребыванием Семенова. — Насилие!

Трое из присутствующих направились к двери.

Когда меньшевики покинули комнату, Лазо сказал:

— Должен вас предупредить, товарищи. Я еще не большевик, но с Коммунистической партией крепко связан, хотя организационно не оформлен. А с «Народным советом», с меньшевиками и эсерами надо кончать. Нам с ними не по пути, они предадут и нас и революцию. С завтрашнего дня я начинаю формировать отряды среди читинских железнодорожников и прошу вас мне помочь.

На другой день на станции Чита-1 две тысячи железнодорожников собрались на митинг.

Лазо приехал один. Он спешился и прошел в цех, переполненный людьми. Поднявшись на опрокинутую вверх дном тачку, он громко крикнул:

— Товарищи железнодорожники!

С первых же слов толпа стихла и прислушалась к его голосу.

— Революция в опасности! — продолжал Лазо. — Много веков мечтал человек стать свободным, расправить свои плечи, разломать старый мир и на его обломках построить новый, но без обмана и лжи. Буржуазные наймиты, отпетые головорезы и люди легкой наживы продались американским, английским и японским капиталистам за чечевичную похлебку. Самозванец атаман Семенов, чьи руки обагрены кровью коммунистов и честных советских людей, грозит в первую очередь вам, читинским железнодорожникам.

— Руки коротки! — донеслось из толпы.

— На днях он прислал нам первый запломбированный вагон. Сейчас он создал в своем штабе железнодорожный отдел и доверил его уголовному убийце и международному шпиону Бургеру. Атаман Семенов готовится действовать так же, как в тысяча девятьсот шестом году царские генералы-вешатели Ренненкампф и Меллер-Закомельский. Помните расстрелы, виселицы, братские могилы железнодорожников? Помните?

— Помним! — пронеслось по рядам.

— Кто же защитит вас сейчас? Кто защитит ваших жен и детей? — бросил Лазо. — Кто?

Железнодорожники молчали.

— Не анархист Пережогин и не меньшевики с эсерами. Вас защитят большевики! Их партия — единственная революционная партия, кровь от крови, плоть от плоти трудового народа. Становитесь же под ее знамена! Если хотите жить — вооружайтесь, боритесь!

— Правильно! — закричали в толпе.

— Завтра я начинаю формировать отряды. Запись будет проведена здесь, в мастерских.

Лазо сошел с тачки. Железнодорожники бросились к нему. Каждому хотелось протиснуться к командующему, пожать ему руку и сказать несколько теплых слов.

…Так родилась в Забайкалье Красная гвардия, которой предстояло выступить против сильно вооруженных полков атамана Семенова. Назарчук, Рябов, Безуглов и сам Лазо с раннего утра и до позднего вечера учили новых бойцов обращаться с винтовками, делать перебежки, метать гранаты. Рябов, по примеру Назарчука, стал, как он выражался, «формировать «базу». С помощью нескольких коммунистов он подобрал особняк, принадлежащий какому-то генералу в отставке, и после длительных дипломатических переговоров перевел генерала в отдельную квартиру, которую подготовил для него исполком. В особняк с утра до вечера возили брошенное незадачливыми интендантами обмундирование, сухари, корм для лошадей, пишущие машинки, письменные столы, посуду. Рябов все принимал.

— Пригодится, — говорил он, — места хватит.

На улицах расклеили составленное Лазо обращение Военно-революционного штаба Читы и Забайкальской области ко всем казакам и солдатам: