У одного короля был канцлер. А у этого канцлера было пять заместителей. Один заместитель ведал вопросами ночных звуков. Он следил, чтобы ночные звуки раздавались только согласно утвержденному списку звуков. Второй заместитель отвечал за пену морского прибоя, следил, чтобы она всегда была в достаточном количестве. Третьему заместителю было поручено самое ответственное занятие — он спал на всех приемах и громко храпел, и его храп заглушал реплики придворных, которые порой носили недружественный по отношению к королю характер. В обязанности четвертого заместителя входило чесание в затылке в то время, когда король обращался с речью к дворцовой знати, — это подчеркивало мудрость и оригинальность королевских высказываний, понять которые доступно не каждому смертному. Пятый заместитель просто работал, чем очень мешал другим заместителям.
Когда он руководил строительством нового дворца (а работы велись круглосуточно), к звукам, утвержденным королем, добавились новые: стук топора, монотонное ерзанье пилы и другие звуки, без которых не обходилось ни одно строительство.
Первый заместитель подал докладную королю, обвинив пятого заместителя, в нарушении королевского списка ночных звуков.
Разгневался король. Никому не дозволено нарушать документ, утвержденный королем.
Нарушителя сурово предупредили.
Одновременно пятый заместитель строил волноломы в морской бухте. Из-за волноломов пены стало меньше, что подрывало авторитет второго заместителя. Второй заместитель пожаловался королю.
Разгневался король. Никому не дозволено покушаться на морскую пену, которая, как и все в королевстве, является собственностью короля.
Нарушителя подвергли пытке.
Кроме всего прочего, пятый заместитель был одарен технически и постоянно что-то изобретал. Например, изобрел новую кофеварку, в которой готовили особо крепкий кофе. Такую кофеварку приобрел третий заместитель канцлера. У него началась бессонница, и он перестал заглушать своим храпом недружественные реплики придворных.
Опять разгневался король, усмотрев в изобретении пятого заместителя подрыв устоев.
Нарушителя приговорили к казни. Условно.
Надо сказать, что четвертый заместитель также пристрастился к кофе, который варили на приборе пятого заместителя. Этот кофе сильно возбуждал его, и в затылке он чесал с таким энтузиазмом, что создавалось впечатление, будто у него чесотка. А чесотка, увы, не подчеркивала мудрость короля.
Король пришел в бешенство и бросил пятого заместителя канцлера на растерзание диким зверям. Но звери почему-то не стали терзать пятого заместителя.
Тогда король собрал четверых заместителей канцлера и бросил им на растерзание пятого. Те с удовольствием растерзали его.
В королевстве наступила тишина.
Слышны были только ночные звуки (согласно списку короля), шум морского прибоя и храп третьего заместителя, имеющий стратегическое значение.
ПО ТУ СТОРОНУ ТРАГЕДИИ
— Быть или не быть? — спросил Гамлет (артист Антрекотов) и, принюхавшись, понял, что не быть.
В трагедию ворвался резкий запах гуталина. Принц датский заметался по сцене, пытаясь понять, откуда идет запах, столь несоответствующий высокой трагедии…
В антракте он понюхал короля Клавдия, затем свою маму Гертруду. Нет, венценосные особы кремом для обуви не пахли.
Антрекотов в театре драмы на Средней Троицкой был дебютантом. Иначе он не делал бы дополнительной трагедии из гуталинового запаха,
Для старожилов театра этот запах казался благоуханием чайной розы. Более того, без него они чувствовали себя на сцене неуверенно, путали текст, подозрительно поглядывали на декорации, как бы опасаясь чего-то.
В «Гамлете» такое поведение помогало лишь Офелии, которая, как известно, сходит с ума.
Запах гуталина источал рабочий сцены Яков Буркин, который отдал театру двадцать пять лет своей жизни. Много Гамлетов, Офелий, дядей Вань, Хлестаковых и Чацких повидал он на своем веку, и всем им пришлось привыкать к необычному для театра запаху.
Как специалист, Яков не имел себе равных. Он назубок знал все спектакли, мог в одиночку поставить декорации к целому спектаклю, не брал в рот хмельного, а самое главное, был привязан к своему театру.
Другие рабочие сцены попивали, небрежно закрепляли декорации и вообще не задерживались подолгу в театре. Из-за таких летунов на спектаклях время от времени случались накладки. То в самый ответственный момент на Фамусова рушится стена и в образовавшемся проеме зрители видят автомобиль «Москвич», предназначенный для другого спектакля; то платформа, на которой стоит кровать с только что почившим героем, начинает валиться в оркестровую яму, и покойник резво вскакивает с нее, вызывая гомерический хохот публики.
Накладки случались, когда Яков Буркин болел. При нем все шло гладко, он лично проверял крепления, и весь спектакль крутился за кулисами, распространяя гуталиновый запах.