Комариный вопрос

Отец погиб в Сталинграде, когда мне было три года. Все, что осталось от него, хранилось в небольшом чемоданчике под кроватью. Когда я подрос, меня заинтересовало содержимое чемоданчика, и я время от времени извлекал его из-под кровати. Отца я знал только по фотографиям и, разглядывая отцовские вещи, пытался понять, какой он был. Вещей от отца осталось мало: черная рубаха-косоворотка, наушники, словарь активного минимума по немецкому языку, записная книжка, которую отец незадолго до гибели прислал как подарок к моему дню рождения. Рубаху я частенько примерял на себя, но так и не смог дорасти до ее размера: отец был солидным мужчиной. Наушники до сих пор исправно служат нашей семье, исправнее, кстати сказать, чем их модернового вида собрат, появившийся в доме лет тридцать спустя. В словаре отец подчеркнул два слова «munter» — «бодрый» и «lustig» — «веселый», из чего я делал заключение, что отец был человеком неунывающим и оптимистичным. Записная книжка с алфавитом ничего, особенного собой не представляла, но сколько раз я ни брал ее в руки, а так и не решился использовать книжку по назначению — записывать в ней адреса и телефоны. Она и сейчас лежит передо мной девственно чистая, обернутая в кусочек газеты, очевидно матерью, сорок лет назад. Все, что напечатано на этом пожелтевшем обрывке газеты, я знаю наизусть. В сводке Совинформбюро от 5 ноября 1942 года говорится о тяжелых боях в Сталинграде, о том, как десять советских саперов остановили две роты немецкой пехоты. При этом один из красноармейцев, раненный в правое плечо, зубами снимал предохранительные кольца с гранат и бросал их левой рукой.

На другой стороне листка — письмо защитников города Сталину. В нем рассказывается о подвигах наших солдат, об одном сержанте, который уничтожил пять танков, а шестой остановил, бросившись под его гусеницы с гранатой. В письме сталинградцы клянутся: «До последней капли крови, до последнего дыхания, до последнего удара сердца будем отстаивать Сталинград и не допустим врага к Волге!»

Еще в чемоданчике хранились фронтовые письма отца. В них отец называл немцев шакалами, объявлял матери благодарность за работу на севе, обращался ко мне с пожеланием, чтобы я рос храбрым, но не хулиганом, обещал крепко бить фашистов.

В последней открытке от первого сентября, написанной карандашом, отец сообщал: «Постоянно находимся в ожесточенных боях с фрицами. Достается им от нас прилично. Земля — наш лучший друг. Писал в окопе».

Глазковцы

Когда десантный корпус, в котором служил отец, спешно преобразовали в 35-ю гвардейскую стрелковую дивизию и перебрасывали из-под Москвы в Сталинград, отец уже из отходящего эшелона крикнул матери:

— Запомни: фамилия моего комдива — Глазков. Если в газетах сообщат, отличилась дивизия Глазкова, это будет весточка обо мне.

Весточка пришла очень скоро — 4 сентября газета «Красная звезда» в передовой статье поставила в пример гвардейскую дивизию Глазкова: «Там, где создана несокрушимая оборона, где защитники боевого рубежа полны решимости умереть, но не пропустить врага, — никакое преимущество в танках, никакое воздействие с воздуха не помогает немцам».

Через тринадцать дней отца не стало. Уже после войны матери удалось узнать кое-что о боях, в которых участвовал отец, о его дивизии.

35-я гвардейская, прибыв в Сталинград, попала в самое пекло. Был наиболее критический момент в обороне города. Гитлер дал приказ ценой любых потерь захватить его. И 23 августа немцам удалось прорвать нашу оборону на участке Вертячий — Песковатка и выйти к Волге. В образовавшийся восьмикилометровый коридор ринулся танковый корпус врага. Одновременно две тысячи немецких бомбардировщиков превратили город в пылающие развалины. К месту прорыва немцев и была брошена при поддержке наших танков 35-я дивизия. В ночь на 24 августа она остановила продвижение вражеских колонн к Волге, перекрыла коридор, отрезав танковый корпус немцев от основных частей, лишив его поддержки. Первый удар по врагу здесь нанес 100-й полк дивизии, комиссаром которого был отец. За два дня части дивизии уничтожили 77 танков, много автомашин, орудий и пехоты врага.

Командиру танкового корпуса противника, который уже двинулся на город, к тракторному заводу, стало неуютно и одиноко на берегу Волги, и он запросился у Паулюса назад, на запад. Бывший гитлеровский генерал Г. Дерр в своих мемуарах свидетельствует, что «в течение недели танковые дивизии 14-го корпуса находились в критической обстановке на берегу Волги». Это, конечно, значительно ослабило натиск немцев на город, помогло отрядам народного ополчения сталинградских заводов отбить их атаки. Глазковцы сковали немцев. Именно этот боевой рубеж имела в виду «Красная звезда». Именно отсюда пришла открытка отца.