Комбат. Остановить блицкриг!

Со стороны леса внезапно раздался рев дизелей и звонкие – раз услышав, ни с чем иным уже не спутаешь – хлопки танковых пушек. Подминая гусеницами кустарник и срубая скошенными лбами деревья опушки, в тыл передовой группе ударил неполный десяток «тридцатьчетверок» – все, что осталось от двух рот. Первая группа «Т-34» с ходу раздавила минометную батарею и ворвалась на шоссе, круша, расстреливая, сбрасывая в кювет и давя гусеницами попадавшиеся на пути бронетранспортеры, грузовики, ПТО, повозки и живую силу. Вторая – пришла на помощь «КВ», с коротких остановок выбивая пятящиеся к дороге танки. Обещанная комбригом помощь все-таки пришла! Не обманул товарищ подполковник!

И это оказалось последней мыслью комроты тяжелых танков, старшего лейтенанта Михаила Ляликова. К командирскому «КВ» внезапно бросился обезумевший гитлеровец с квадратным ящиком подрывного заряда в руках. Выдернув чеку детонатора и забросив мину на крышу МТО, сапер полез следом, уцепившись за свисающий с кормы буксирный трос. Несколько раз ударив кулаками в шершавую броню, он прижал к башне короб «Geballte Ladung» и расхохотался, брызгая слюной. Судя по лихорадочному блеску выпученных глаз и бессвязной болтовне, немец и на самом деле сошел с ума. В следующий миг три килограмма тротила превратили танк в пылающий факел, разворотив моторный отсек и сдвинув в сторону многотонную башню. Экипаж погиб мгновенно от мощнейшего динамического удара и избыточного давления…

Глава 12

Окрестности Смоленска, август 1941 года

Кобрин раздраженно впихнул в руки радиотелефониста тангенту. И затейливо выругался, используя лексику реципиента, который, как неожиданно выяснилось, оказался большим знатоком крепкого словца на «русском командном». Ну что с этой связью за дерьмо-то такое, а?! То она есть, то ее нет, то снова есть, но такая, что ни хрена не разберешь?! Ни с комдивом связаться, ни узнать, как дела у легкотанкистов. Глухо, как, блин, в танке…

Невесело ухмыльнувшись неожиданному каламбуру, Сергей взглянул на торчащего из люка мехвода Божкова:

– Хреново у вас с радиосвязью, товарищ боец! Налицо сплошной подрыв боеспособности подразделения. Или на лице?

Гриша удивленно захлопал белесыми ресницами, всем своим видом говоря: «А я-то тут при чем, тарщ командир?» Понял, конечно, что начальство шутит, но все одно ненадолго завис.

– Да знаю, что ты ни при чем, – буркнул комбриг, отвечая на непроизнесенный вопрос. – Обидно просто: фрицев мы в хвост и гриву громить, значит, можем, только башни от детонации разлетаются, а вот нормальную связь наладить – кишка тонка. Ладно, полезай внутрь, сейчас дальше поедем. Наверное. Хотя постой, – остановил радиотелефониста комбриг, припомнив небольшую хитрость, с помощью которой танкисты во время Великой Отечественной увеличивали дальнобойность бортовых радиостанций.

– Я в танке моток проволоки видел, все хотел спросить, для чего он там. Вот и пригодился. Один конец примотай к антенне, другой затащи на дерево, как можно выше. Получится выносная антенна, как у разведчиков, например. Понял?

– Так точно, – просиял лицом Божков. – И как я сам не дотумкал?

– Запоминай, пригодится, – улыбнулся Кобрин. – Кстати, вот еще способ: можно найти палку подлиннее или срезать молодое деревце метра в три-четыре, укрепить на танке и нарастить антенну. Или завести танк на холм, но нам это не подходит, местность тут неподходящая, возвышенностей почти нет, да и демаскирует. Все, работай в темпе вальса, времени мало.

Забравшись на смятую многочисленными таранами, наполовину оторванную надгусеничную полку, подозрительно проседающую под ногами, Кобрин оглядел свое воинство, все, что осталось от батальона, укрывшееся под деревьями лесной опушки. Три тяжелых и семь, считая вместе с его машиной, «тридцатьчетверок». Все полностью боеспособные, даже «КВ» с заклинившей башней починили: при помощи лома, кувалды и известной матери экипажу все-таки удалось выковырять застрявшую под погоном болванку. Два танка потеряли в крайнем бою: «КВ» комроты Ляликова спалил немецкий сапер, ухитрившийся закинуть подрывной заряд под самую башню, и одной из «тридцатьчетверок» разбили двигатель и повредили ходовую. Пришлось бросить. Вот только солярки – от силы по треть бака на танк, снарядов – и того меньше. И, что особо неприятно, осколочно-фугасных осталось больше, чем бронебойных. А это совсем не есть хорошо. Легкобронированную технику можно и осколочными жечь, и тараном брать, и гусеницами давить, а вот с танками так не выйдет.