Комбат по прозвищу «Снежный Лис»

Телефонная связь со штабом полка без конца прерывается. Далековато до штаба, а по степи и окруженцы бродят, и немецкие разведгруппы раскатывают. Увидят провод — тут же обрезают.

Угадывая невесёлые мысли Николая Антюфеева, Андрей Шестаков обнял старшего лейтенанта на прощанье:

— Всё нормально будет. Фрицев добьём, ещё встретимся. А ребята и девчата у тебя смелые, сумеют постоять.

— Сумеем, — вытирая слёзы, подтвердила сержант Настя Вересова, заместитель командира расчёта. — Оружием вы нам помогли, да и братскую могилу кому-то охранять надо. Петя Бельченко вместе с другими там лежит, а я его никогда не забуду.

Обнял комбат и Настю.

— Слёзы вытри. Вашему командиру только на таких, как ты, надеяться, так что держись.

— Будем держаться, — сказал лейтенант Богаури Арчил. — Фрицев добиваем, до победы обязательно дожить надо.

Но судьба шестой батареи 1088-го зенитного полка сложилась трагично, и причиной тому стал ряд обстоятельств.

В середине января окружённая армия Паулюса лишилась последнего аэродрома возле посёлка Питомник. Теперь транспортные самолёты не имели возможности приземляться, выгружать продовольствие, медикаменты, эвакуировать раненых.

Пока действовал аэродром, окружённым войскам доставляли хоть какой-то минимум необходимых грузов — в среднем около 100 тонн в сутки, хотя ежедневная потребность составляла тысячу тонн.

При этом терялось от зенитного огня и ударов истребителей большое число транспортных самолётов. Лишившись единственного аэродрома, трёхмоторные «Юнкерсы-52» стали сбрасывать груз с парашютами или прямо в мешках, надеясь, что снег смягчит удар.

При этом многие мешки и контейнеры разрывались, содержимое разбрасывалось на десятки метров. Жестяные банки лопались, хлеб превращался в труху. Плохая видимость, зимние туманы, снегопад заставляли самолёты снижаться до нескольких сот метров.

Пилоты теряли ориентировку, груз падал вблизи советских частей. С земли по громоздким тихоходным самолётам с азартом вели огонь красноармейцы. Отсутствие броневой защиты делало «Юнкерсы-52» уязвимыми даже для обычного стрелкового оружия пехоты.

Голодные, обозлённые солдаты 6-й армии могли только сжимать кулаки, наблюдая, как продовольствие попадает в руки красноармейцев. А ведь до линии фронта добирались далеко не все самолёты. Зенитные батареи создавали второе кольцо окружения, пробиться сквозь которое было непросто.

Документы свидетельствуют, что в последние недели января сорок третьего года немецкие солдаты получали не более 100 граммов хлеба в день и немного варёной конины. Других продуктов не было.

Паулюс докладывал в Берлин, что в частях наблюдается разложение дисциплины, не хватает продовольствия и боеприпасов. Двадцать тысяч раненых лишены медицинской помощи, на многих участках линия фронта разорвана.

В ответ Паулюсу сообщалось, что о капитуляции не может быть и речи. Шестая армия должна сражаться до конца и стать непобедимым бастионом, примером арийской доблести. Подобные напыщенные фразы вызывали у солдат лишь раздражение и насмешки.

Ведомство Геббельса, которое выдумывало эти призывы, не имело представления, что творится в окружённом зимнем Сталинграде. В обледеневших подвалах разрушенных зданий «доблестные воины рейха» лежали на нарах рядом со своими умершими камрадами.

Землянки и блиндажи было нечем топить, а тяжёлая русская артиллерия методично обстреливала позиции. Раненые умирали, не дождавшись помощи, а трупы немецких солдат убирать было некому. Их лежало слишком много, а у живых хватало сил лишь на то, чтобы держать оружие.

Сдаваться в плен боялись. Знали, что слишком много ненависти накопилось у русских солдат. Да и куда побежишь, когда за тобой следят офицеры, военная полиция, а пулемёты мгновенно открывают огонь по перебежчикам, не оставляя им шансов выжить.

Было ли это совпадением, или немцы следили за зенитными батареями на этом участке, но через сутки после ухода танкового батальона посты обнаружили вражескую разведку. В тот же день была снова прервана телефонная связь с полком.

Двое бойцов, направленных для восстановления связи, на батареею не вернулись. Вечером орудия снова вели огонь по немецким транспортным самолётам. Один из трёхмоторных «Юнкерсов-52» был повреждён.

Чтобы облегчить самолёт, из него сбрасывали мешки с продовольствием и боеприпасами. Загорелся правый мотор, но «Юнкере», развернувшись, упорно тянул на свой аэродром. Слышны были выстрелы ещё одной батареи, там тоже вели огонь по «транспортникам».

Бойцы отыскали в снегу два контейнера с консервами, копчёным салом, канистру настойки от цинги, спирт, сахар, кофе.

— Ну, теперь с голоду не пропадём, — радовались подвыпившие зенитчики.

Антюфеев отматерил охотников за трофеями:

— Вы башкой своей соображаете — спирт в такой обстановке хлебать? Два дня назад рота из окружения прорывалась, спасибо комбату Шестакову — отбил нападение.

— А чего Шестаков? — храбрился хорошо хвативший молодой боец. — Мы и сами отпор дадим,

если кто полезет.

— Сами с усами! — передразнил его старший лейтенант. — Иди, проспись, завтра утром поговорим.