Комбат. Восемь жизней

– И что мне с ним делать, про что говорить? – Ира просила совета скорее по привычке, чем искренне. Сценарий «дежурных» бесед прочно сидел в ее голове, навязанный сериалами. Надо спросить о здоровье, о работе, о повседневных привычках. Курит ли? Читает ли газеты? Какие передачи обычно смотрит?

– Он откуда взялся? С Севера? – она сама не знала, зачем спросила. Вообще-то, было безразлично, где обитает незнакомый и неинтересный ей папа. Мама не знала ответа, она пояснила, что сегодня раздался телефонный звонок: некто представился Виктором Волошко и попросил разрешения увидеться с дочкой.

– Голос вроде его, – мама тоже не выказывала ни волнения, ни любопытства. Единственное, что могло обозначить ее интерес, – она не переоделась в пестрый халат, а осталась в джинсах и свитере.

Сразу после этой куцей прелюдии раздался звонок в дверь.

– Иди ты открой, – мама потянулась к полке с посудой, чтобы поставить еще одну тарелку, пересчитала взглядом котлеты на сковородке. В это время с Ирочкой уже здоровался невысокий лысоватый дяденька. В руках его был яркий букет из красных и кремовых роз и толстая коробка конфет в виде сердца.

– Большая выросла! – папа потрепал ее по щеке, словно они вчера расстались. – Вот, это всем к чаю, а цветы маме. И тебе гостинчик.

«Гостинчиком» оказалась коробочка с толстой золотой цепочкой внутри. На цепочке болталась искрящаяся прозрачная слезка.

– Спасибо, – обрадовалась Ира, подарок ей понравился.

– Ей бы шубу или дубленку, если деньги выкинуть некуда, – мама уверенно указала в направлении кухни, и папа прошел туда.

– Будет и шуба, и две шубы…

Вот так запросто за котлетой с макаронами Виктор Волошко сообщил, что он богатый промышленник, готовый искупить грехи молодости и обеспечить единственной дочери запоздалое благополучие. В новой семье у него был сын Володя, на пять лет младше Ирочки. Эта новая семья сейчас жила в Англии.

Глава 4

Одноклассница Подберезского Галя жила в тринадцатом доме, на тринадцатом этаже, в сто тринадцатой квартире. Это показалось Рублеву если не предзнаменованием, то, по крайней мере, отличительным знаком: в злую магию цифр он не верил, но такие совпадения всегда удивляли. Столько чертовых дюжин сразу должны нейтрализовывать друг дружку и очень хорошо запоминаться. И сами цифры, и их «владелица». Но Галя оказалась совсем неприметной: среднего роста, неяркая, полноватая, бледноватая. Она говорила тихим добрым голосом, заботливо указывала всем, куда вешать куртки, где мыть руки, какие обувать тапочки.

Тапочки понадобились лишь Петьке, которого сразу увела за собой полненькая кудрявая девочка, очень похожая на Галю. Едва дождавшись, чтобы дети заперли за собой дверь, Андрюха зашептал:

– Пацана могут искать, ты никуда его не отпускай. Ни на улицу, ни в гости к соседям. Доктора в самом крайнем случае вызвать можно, но надеюсь, до этого не дойдет. Не знаю, когда мы за ним придем, – может, сегодня вечером, может, завтра или через неделю. Вот деньги, они лишними не будут. – Подберезский протянул женщине несколько зеленых купюр, и она спокойно, без ломания опустила их в карман фартука.

– Понимаю, попробую. Дочке все сама объясню. Что-нибудь особенное о пацане знаете – аллергии, страхи, пищевые пристрастия?

– Он яиц не ест, а рыбу любит, – изрек Комбат. – И врачей не боится.

– Спасибо, учту, – Галя спокойно кивнула Рублеву, словно брать на себя заботу о незнакомых чужих детях было для нее делом привычным. Особенно на неопределенный срок.

– Героическая женщина, – заметил Комбат, – ни лишних вопросов, ни внешней тревоги.

– Настоящая, надежная и честная, – Подберезский сказал очень тепло и искренне. Он знал Галю с семи лет, никогда не был влюблен в нее, но всегда ей симпатизировал.

Пристроить Петьку было простым и решаемым делом, куда сложнее – найти его исчезнувшую маму и защитить их обоих от папы-экспериментатора. Никаких предположений не было ни у Рублева, ни у его товарища. Одно оба знали точно – если человек пропал не по своей воле, время работает против него.

– Айда ко мне, обмозгуем, – Комбат пытался найти любую зацепку для начала действий.

Пока ехали к Гале, он успел в общих чертах пересказать Андрею историю Алены Игоревны и услышать тот же комментарий, который и сам мысленно сформулировал: в цепочке не хватает звеньев. Не станет папаша покушаться на сына, если нет либо страшной мании, либо больших денег. Маньяка за пять лет умная и наблюдательная школьная учительница смогла бы раскусить. Но в ее рассказе Кирилл Зернов был скорее озабоченным, чем одержимым.

– А по мне, Боря, – Подберезский уже парковался во дворе у Рублева, – что одержимый, что озабоченный – все одно псих.

– Не скажи, – возразил Борис Иванович. – Озабоченного не уведешь с дорожки. Он планировать станет, пути к отступлению вычислять, выгоду просчитывать. С одержимыми проще – они, как верблюды во время гона, прут напролом, не замечая ни обстановки, ни опасностей. Одержимый обязательно прокалывается, озабоченный – не всегда.