Комбинации против Хода Истории (Сборник повестей)

– Врёшь? – Джек Потрошитель обхватил сызранца за плечи, глаза так и пыхнули.

Селезнёв клянётся, что не врёт. Мы трое тискаем его, хлопаем по спине, по шее. Нас обуял азарт. Бои, в которых мы до сих пор участвовали, кажутся второстепенными. Мы всё время ждали бешеной победной битвы. Неужели она – вот-вот?

Примчались Саша Цветков, Вячка Билетов. Да, полк перебрасывают на южное направление. Будем заслоном на пути наступающих красных!

* * *

Так называемая Туркестанская армия красных продвигалась вдоль железной дороги Актюбинск – Оренбург. Ползли поезда с войсками, по бокам тянулись сотни саней, а дальше, по сторонам, простиралась покрытая глубоким снегом равнина.

Приблизившись к станции, занятой нашими частями, красные останавливались и начинали артиллерийский обстрел с дальней дистанции. Белые отвечали, готовые отразить атаку. Но атаки не было; проходил морозный день. А ночью отряды неприятеля на санях совершали по равнине глубокие обходы, с рассветом обрушивались на станцию справа и слева, грозя отрезать находящуюся в ней часть. В это же время противник атаковал и в лоб, по железнодорожному полотну. После короткого боя белые отходили, пока оставалась свободной железная дорога позади них. Через два-три дня подобное повторялось на следующей станции.

Против тактики красных могли и должны были помочь казаки. Это их местность. Им по силам не только перехватывать ночами неприятельские отряды, но и самим делать набеги, перерезать железную дорогу в тылу у врага. Однако в своём большинстве станичники воевать не рвались.

И вот Туркестанская армия уже в Соль-Илецке. Ещё таких дней пять, и она вступит в Оренбург...

Нам положение отнюдь не представляется безнадёжным. Мы грезим победами. Вячка Билетов возбуждённо рассказывает:

– Сейчас слыхал разговор офицеров – к нам поступили французские пушки-скорострелки: митральезы! У них, как у револьверов, – барабаны. Снаряды из барабана – бу! бу! бу! Семь подряд! – рассказчик выразительно прищёлкивает языком, продолжает с таким видом, будто своими глазами не раз наблюдал подобное: – Митральезки – на платформы. Платформы – впереди паровоза. И – понеслись! Красные бабахнут один раз, а наши как посыплют... те – в понос, и тут мы, пехтура, как рванём...

– Когда это будет? – спрашиваю я.

Вячка уверяет, что нынче днём. При поддержке митральез мы переходим в наступление. Наш полк должен первым ворваться в Соль-Илецк.

Билетов – мой бывший одноклассник. На мой взгляд, у него много недостатков: ехидный, неумный, не всегда честный. Но он – мой лучший друг. Пухлый пунцовый рот Вячки всё время в движении: то причмокивает, посвистывает, то втягивает с сипением воздух, сплёвывает, то издаёт неприличные звуки.

Однажды, когда нам было лет по двенадцать, мы проходили мимо дома кузнецкого пристава Бутуйсова. Из окна высовывался чёрный доберман-пинчер с пристально-серьёзным взглядом. Вячка принялся рычать на него...

Пёс выпрыгнул в окно, ухватил моего убегавшего друга за каблук, отчего Вячка упал в обморок, и пёс его больше не тронул.

Отец Билетова – старший бухгалтер хлеботорговой компании. Когда был жив мой отец, они у нас в доме часто играли в шахматы, а в земском клубе – в преферанс. Оба крепко выпивали, оба особенно любили мадеру.

* * *

Мы стоим в столовой школы прапорщиков, рассуждаем о митральезах. Джек Потрошитель говорит, что револьверные орудия применялись ещё в японскую войну, но заметно себя не зарекомендовали. Вот если б начинять снаряды некоей особой взрывчаткой! Он упоённо о ней рассказывает.

Саша Цветков слушает с сомнением, вздыхает:

– Эх, дали б нашему батальону хотя бы один пулемёт «максим»! Да если и дадут, у нас пулемётчиков нет.

– Я могу быть пулемётчиком! – восклицает Билетов.

Саша не отвечает – на его лице не усмешка, а как бы намёк на усмешку. Он никогда не позволит себе насмешничать. Умный, красивый, он один у матери, отца нет. Мать – известная на весь Кузнецк портниха. Из своих шестнадцати Саша три года отработал помощником повара в ресторане Гусарова «Поречье».

Билетов едко взыривается на Сашу, придумывая, как его поддеть, но тут Петя Осокин берёт Вячку за отворот шинели:

– Знаешь, ты кто? Помесь Хлестакова с Хомой Брутом.

Вячка в ярости подпрыгнул на месте, ударив себя каблуками по заду. Это его всегдашняя манера. Заорал на Петю:

– Петушенция, враль, я твой длинный нос отсеку!

Голос фельдфебеля Кривошеева, которого у нас почему-то зовут Кошкодаевым, гонит на поверку. Выбегаем во двор. Луна блестит в огромном слабо светящемся круге. Ну и стужа!

После поверки ненадолго возвращаемся в столовую. Нам дают по селёдке, по куску чёрного хлеба и по кружке чая. Проглотив это, хотим жрать как волки, растравленные косточкой ягнёнка.

Приказ – получить шанцевый инструмент, патроны. Затем строем направляемся на вокзал.

Глубокая ночь, а Николаевская улица как-то странно, не по-военному оживлена. То и дело, визжа полозьями, лихо проносятся сани с людьми в богатых шубах. Кто-то из ездоков разудало играет на баяне.