Комбинация (СИ)

— Дивно… — почмокав губами, произнес он. — Никогда бы не подумал, что кофий такой вкус будет иметь.

— Вот. А ты мне на слово не поверил.

— Каюсь. Поспешил.

— Леша тебя не просто так возвернул из Тотьмы. Помощь ему твоя нужна.

— И в чем же?

— Дела по дороге он уже в основном закончил. Там токмо мосты осталось поставить некоторые. Летом должны управиться. И без него. Там уже все налажено. Посему по весне он собирается ставить две мануфактуры пороховые. Для мушкетного и пушечного зелья. И хотел тебя просить над ними встать.

— Так я в этом ничего не смыслю.

— Так и не надо. Он как на селитряной мануфактуре все наладит, а от тебя только пригляд будет нужен. Мыслит он, чтобы в руках Лопухиных вся выделка зелья огненного сосредоточилась. Через что и укрепилось их влияние.

Дед промолчал.

Думал.

— А справится? Сама сказала — дел на нем много.

— Справится. Но ему нужны помощники. Ему нужен ты. Чтобы весь род Лопухиных к делу приставить. Без твоего веса сие непросто. Петр Авраамович, брат твой, совсем плох. Уже и на улицу редко выходит. Без тебя род расколется. Не всем сии забавы с мануфактурами по душе.

— Мне нужно подумать.

— Подумай. Заодно переоденься. Не наводи тень на плетень.

— Ты поминала покойного Адриана, — чуть подумав, произнес Федор Авраамович и перекрестился. — Земля ему пухом! Ты не знаешь, отчего тянут с выбором нового?

— Все очень сложно, — нахмурилась Евдокия. — Петр поставил Стефана Яворского местоблюстителем престола поелику симпатии. Славный он проповедник. Искусный. Но, насколько мне ведомо, муж вынашивает планы окончательного искоренения дел Никона.

— Как это? — нахмурился Федор Авраамович.

— Никон же мыслил церковь превыше царства. За что и попал в опалу и был судим. Федор Алексеевич ему симпатию выказывал. Да и Алексей Михайлович пытался примириться, даже закрыв Монастырский приказ[41]. Петр же ныне не только о возрождении приказа помышляет, но и желает вовсе от патриаршества отказаться. Оставив Синод священный из архиереев, словно служивых при себе. Дабы более в споры о власти не вступали.

— Экая поруха! Его же проклянут!

— Леша тоже так мыслит. И убеждает отца патриаршество сохранить. Так что спор идет… и торг.

— И о чем же торг?

— Сынок предложил сохранить церкви автономию и патриаршество, но деньги со всех имений и держаний собирать в казну, словно бы то были средства, собираемые с царевой вотчины. Через возрожденный Монастырский приказ. И уже оттуда направлять на дела церковные. Но на усмотрение Петруши…

По сути Леша предложил возобновить практику времен Алексея Михайловича, которую усилиями сторонников Никона, среди которых был и царь Федор Алексеевич, уже к 1689 году свели на нет. Сделав церковь вновь фактически самостоятельной организацией — крупнейшим, после царя, землевладельцем в стране.

Царевич предлагал отцу «сохранить декорацию» и позволить церкви вести свои дела самостоятельно. Самим выбирать патриарха, самим проставлять на кафедры настоятелей и так далее. Взамен, дабы честно блюсти догмат «симфонии»[42], взять все их имущество в государственное управление. Выдавая им деньги по необходимости. Ведь Адриан знал про заговор и, если бы не уловки Алексея, фактически своим безмолвием, поддержал Софью. Какая же тут симфония? Здесь своя игра начиналась, как у католиков.

Сурово?

Так ведь Алексей Михайлович уже почти что этого и добился. Но не совладал. Да и по мягкосердечию озорников не карал должно. Старость не радость. Царевич же шел дальше по этому пути. Дополняя идеи деда массой полезных нюансов.

Самым важным и полезным, среди которых стала возможность требовать от священников определенного уровня образования. Ведь они оказывались фактически на окладе. Да — их рукоположение и продвижение было делом церкви. А вот платить или не платить им деньги — делом царя. Конечно, какое-то количество клира церковь могла содержать на пожертвования. Но весьма ограниченное. Во всяком случае, по сравнению с былыми временами.

Высшие иерархи церкви таким изменениям оказались не рады. Совсем не рады. Впрочем, альтернативой была идея отца загнать их всех в фактически чиновники. Проставив над ними человека насквозь светского.

Безрадостный выбор.

Однако — выбор.

И для широких масс населения именно вариант Алексея выглядел куда как приятней. В первую очередь потому, что на первый взгляд ничего не менялось. Вот церкви и монастыри. Вот священники и монахи. Вот патриарх над ними — верный помощник царя. Ну а как иначе? Кто ему деньги дает на все это хозяйство?

— Я смотрю — наш малой любит острые дела.

— Скорее он сглаживает остроту дел моего супруга. Это ведь он его отговорил по наитию со шведом воевать. И вон как ныне складывается.

— А сам Леша в церковь ходит?

— Исправно.

— А… ну… к кому склоняется? Петя то наш протестант, лютеранин считай. Впрочем, раскольников не привечает.

— Из-за Софьи. Сам ведь знаешь. Дружна она с ними была. Боли много Петру принесли и семье его.

— А Леша?