Комбриг из будущего. Остановить Панцерваффе!

Вдоль обочин полноводными ручейками текли, не останавливаясь ни на секунду, цепочки измотанных боями пехотинцев, серо-черных от пыли и копоти, в вылинявших пропотевших гимнастерках, сгибающихся под тяжестью разобранных станковых пулеметов, ящиков с боеприпасами, минометных стволов и опорных плит. То там, то здесь белыми пятнами выделялись свежие повязки. Но – бойцы именно шли, а не брели! И с точки зрения Кобрина, как раз это и было самым главным. Он уже видел подобное, год назад по личному времени и два месяца – по времени этого мира, когда выводил батальон из-под первого удара. Его бойцы тогда тоже ШЛИ, искренне веря в скорую победу. В тот раз он дал им возможность поверить в свои силы и победить. Пусть и самой высокой в мире ценой – ценой собственных жизней. А немногие уцелевшие продолжили сражаться с твердой уверенностью в своих силах, с желанием громить врага и дальше.

А этим парням он со своими бойцами просто помог не попасть в плен, не сгинуть в чудовищной мясорубке гитлеровских полевых фильтрационных лагерей, уничтожавших и тело и душу. Да, сейчас они отступали. Снова отступали. Но отходили организованно, в составе своих частей, с оружием, остатками боеприпасов и техникой. В том числе и трофейной! Зная, что их не бросили, что прислали помощь, что расчистили и удерживали дорогу. И веря, что скоро, вот уже совсем скоро они пройдут этим же шоссе в обратном направлении. А еще они видели застывшие вдоль обочин десятки битых немецких танков, раздавленных грузовиков, сгоревших бронетранспортеров. И сотни трупов пришедших на их землю и получивших заслуженное наказание вражеских солдат. И это тоже оказывало на моральный дух красноармейцев должное воздействие: «Смотрите, запоминайте, даже отступая – мы побеждаем…»

– Тарщ командир, мы все. – Голос Цыганкова привел погрузившегося в размышления Кобрина в себя, едва не заставив вздрогнуть. – Задумались? Так мы это, закончили, говорю, можно ехать.

Улыбающийся механик-водитель стоял сбоку танка, протирая руки видавшей лучшие виды ветошкой. Башнер с Божковым запихивали обратно в ящики инструмент, крепили хомутами к надгусеничной полке неизрасходованные запасные траки.

– Молодцы, – чуть смущенно улыбнулся комбриг. – Да, Витя, задумался, тут ты прав. Расслабился, что в боевой обстановке непозволительно. Так что не вздумай брать пример. И я не шучу, кстати!

– Вы б это, хлебнули, командир. – Мехвод неожиданно протянул ему флягу с открученным колпачком. Взгляд танкиста был серьезен, как никогда. – Знаю, что вы не сторонник, что в боевой обстановке… ну и все такое прочее. Только вам нужно сейчас, поверьте, я вижу. Мой первый командир, с которым на Финской воевали, после одного боя тоже вот так… задумывался. Много тогда наших пожгли. Сидел, в пустоту глядел. А пить не хотел ни в какую. А потом комиссовали его подчистую: сломался человек, не мог больше воевать – и все тут.

– Ошибаешься, Вить, со мной не все столь трагично, – нашел в себе силы улыбнуться Кобрин. – Я и на самом деле просто задумался. Ладно, ладно, давай свое пойло.

Глотнул. Затем еще разок. По пищеводу потекло приятное тепло. Хмыкнул:

– Витя, да что ж вы на станции за грузовик такой расчудесный раздавили, что в нем коньяк прямо в советских флягах уставного образца был расфасован? И не разбился же, вот какая удивительная штука… Коньяк, кстати, неплохой, не удивлюсь, если даже настоящий французский. – Спрыгнув вниз, вернул фляжку механику: – Спасибо. По два глотка разрешаю. Если больше – ты меня знаешь. Будет плохо.

– Так точно, знаю, – абсолютно серьезно кивнул тот, пряча в уголках глаз озорные искорки. – Не волнуйтесь, тарщ подполковник, мы ж не по глупостям, понимаем, что к чему. Заводить?

– Давай. Наших теперь, поди, до самой переправы не нагоним, вон сколько войск идет. Пока еще в колонну вклинимся, сразу же не пропустят, плотно идут… Да и скорость будет аховая, сам видишь.

– А зачем нам со всеми пыль глотать? – искренне удивился Цыганков. – Вы б в карту глянули, может, есть еще какая дорожка? Мы за сегодня столько по округе наколесили, глядишь, и сейчас повезет. А то неохота в общей колонне телепаться, да и солярки у меня кот наплакал, а дизелек на малой скорости горючку жрет, как пять дурных – кашу!

– Дельная мысль, – хмыкнул Сергей, вынужденный признать, что до подобного он как-то не додумался. – Добро, Витя, давай заводись, а я в карту погляжу…

Интерлюдия

Лейтенант НКГБ Виктор Зыкин, конец августа 1941 года

На аэродроме Зыкина уже дожидалась черная «эмка», подрулившая к самому самолету. Возле распахнутой передней дверцы курил командир в звании капитана госбезопасности, что Виктора сразу же слегка напрягло. Нет, что машину за ним прислали – это как раз понятно. Не своим же ходом до города добираться? А и добрался бы – что вовсе не факт, поскольку в Москве ни разу ни бывал, – так на часах-то всего четыре с минутами утра, комендантский час. Откуда у него пропуску-то взяться?