Комдив. Ключи от ворот Ленинграда

В нескольких метрах сходятся в схватке ефрейтор Дашко и невысокий, под стать коренастому разведчику, фашист. Немец коротко отмахивается «98-К», не столько надеясь на успех, сколько прощупывая врага. Николай легко парирует удар своим карабином. Короткий лязг столкнувшегося оружия – стрелять бессмысленно, противники слишком близко друг от друга. Еще попытка, выпад, удар – и выбитая из рук хозяина немецкая винтовка падает под ближайший куст. Спустя мгновение летит в сторону и карабин ефрейтора – фашист тренирован ничуть не хуже. Остаются только ножи, которые оба выхватывают одновременно. Сдавленное дыхание, мат, оглушающий гул зашкаливающего пульса в ушах. Обмен ударами. Враг неплохо владеет ножевым боем, но и советского диверсанта тоже учили, и учили хорошо. Пятнадцатисантиметровое лезвие НА-40[8] сталкивается с вражеским клинком, укороченным и обточенным по обеим граням «маузеровским» штык-ножом. Предплечье дергает короткой болью, немец так же сдавленно шипит под нос ругательства: в удар оба вложили немало сил. Еще одна попытка с тем же результатом.

«А вот так?» – сверкает в мозгу азартная мысль. Быстро присев, Дашко пропускает над головой очередной выпад и подбивает противника под колено. Диверсант падает; ефрейтор тоже не удерживается на ногах. Ах ты, падла! Н-на, получи! Подкат, левое предплечье принимает на себя удар рабочей руки противника, и «финка» легко входит меж ребер врага.

– С-сука… твою мать… – хрипит тот отчего-то по-русски. На искаженных ненавистью и болью губах пузырится розовая пена, в призрачном лунном свете кажущаяся практически черной. – Ненавижу… падаль большевицкая… акххх…

Но обдумать или даже просто осознать столь странное поведение гитлеровца Дашко не успевает: откуда-то сбоку раздается гортанное «Achtung, Granate!» Спустя долю секунды продублированное отчаянным воплем замкомвзвода:

– Атас, граната! Ложись!

И тут же гулкий хлопок взрыва. Короткая, бьющая по глазам вспышка, фонтан выброшенных сгорающим аммоналом тусклых искр, противный визг срубающих ветки осколков над головой. Сдавленные стоны и мат – непонятно, на что рассчитывал бросивший гранату диверсант, но зацепило, похоже, и тех, и других…

Вывернувшийся откуда-то сбоку Евсиков пихает ефрейтора в плечо:

– Живой, Кольша? Цел?

Тот ошарашенно мотает головой. Не потому, что контузило, а в смысле что цел.

– Командир ранен, оттащи его! А я за Сидоровым метнусь, может, живой еще. Уходить нужно, пока эти не очухались! Пригнись!

Припав на колено, сержант дает по кустам недлинную очередь. Существующее в каком-то особом ритме сознание отмечает тусклые отблески вылетающих из затворного окна стреляных гильз, одна из которых ожигает щеку. Кто-то шумно падает в нескольких метрах, стонет на чужом, грубом языке. Впрочем, Дашко это уже не волнует: подхватив потерявшего сознание Зуева под мышки, он с усилием тащит его в темноту, каким-то чудом успев уцепить за ремень собственный карабин. А вот лейтенантского «Дегтярева» не видно – наверное, отправившийся на поиски Сидорова сержант подобрал.

Снова выстрелы, на этот раз из пистолета, звуки ударов и ругань на двух языках. Плохо, что темно – не видно, где враг. И хорошо, что темно – можно укрыться, уйти из прицела. Грохочет автоматная очередь, разведчик узнает характерный шелестящий звук немецкого МП-38/40, пару раз гулко бухает советский карабин. Где-то неподалеку, в сизой от порохового дыма темноте коротко вскрикивает от боли и сочно матерится, поминая в интересных положениях всех фашистских женщин и их непутевых сыновей, Евсиков. Похоже, замкомвзвода тоже зацепило.

– Zurück! Umgruppieren! – Немецкого Николай практически не знает, только пару десятков намертво заученных фраз, но две эти короткие команды понимает прекрасно. Назад и перегруппироваться. Значит, сдрейфили, суки фашистские, значит, отходят! Вот и хорошо, замечательно даже. Пусть небольшая, но передышка. Жаль, своих погибших не забрать, придется оставить их в лесу…

Оторвавшись от противника на несколько сотен метров, поредевшая группа ненадолго остановилась. Нужно было оказать помощь раненым – а зацепило почти всех, кого сильнее, кого меньше. В короткой стычке потеряли двоих: Витьку Ивашутина, открывшего счет потерь, и радиста Гурама Арчелидзе, рядом с которым и рванула злополучная граната. Так что разведчики остались без связи – рация приняла на себя основной сноп осколков, придя в полную негодность. Увы, хватило и самому радисту, и оказавшемуся неподалеку лейтенанту Зуеву… Сколько погибло диверсантов, по понятной причине, точно известно не было, но, судя по всему, никак не меньше трех или даже четырех. Не считая раненых, поймавших в темноте свою пулю или осколок, разумеется.