Комдив. От Синявинских высот до Эльбы

Ворожцов взял на себя всю заботу обо мне. Подворотнички к гимнастерке, носовые платки и полотенца были у меня всегда свежими, обувь и портянки — сухими и чистыми, чай и табак не переводились. Все, что предназначалось для меня и принадлежало мне, содержалось в лучшем виде. Каждый носовой платок, воротничок, мыло, помазок, бритва и все, чем я пользовался, было завернуто по отдельности в бумагу и сложено в моем походном чемоданчике так аккуратно, как смогла бы сделать не каждая женщина. Николай всегда должен был знать, где я нахожусь, чем занят и не грозит ли мне опасность. Он буквально оберегал меня от всяких неудобств и неприятностей.

В Вятской области у него осталась сестра. Он часто о ней думал, беспокоился, переживал. Меня удивляло, откуда у этого простого парня такая тонкая, чуткая душа, заботливое, внимательное отношение к людям и такое редкое умение все делать всерьез.

Я, как только мог, старался оберегать его от опасности, лишний раз не брал на передовую, где бывать приходилось часто.

Когда дивизия вышла на рубеж реки Добикиня, сидя в избе, я услышал автоматную стрельбу в низине в лесу и вышел посмотреть, откуда стреляли немцы. С дороги ничего не было видно, и я спустился метров на 50 вниз к реке, встал за деревом и начал наблюдать за стреляющими. Николая Ворожцова, когда я вышел, в хате не было, когда же он появился, то немедленно спросил, где комдив. Ему сказали, что пошел посмотреть, где стреляют. Николай немедленно бросился за мной.

— Зачем вы сюда вышли, ведь здесь немцы? — едва успел он сказать, как схватился за живот и упал на землю, корчась от боли. Я крикнул солдат, они внесли Николая в дом, быстро послали за фельдшером и за моим шофером Николаем Козыревым, чтобы срочно везти раненого в ближайший госпиталь. Козыреву я приказал не возвращаться, пока Ворожцову не сделают операцию.

Весь день мой ординарец не выходил у меня из головы. Мысли о нем покидали меня только в самые напряженные моменты боя. Я с нетерпением ожидал возвращения Козырева из госпиталя с вестью о состоянии Николая.

В середине следующего дня явился фельдшер, который сопровождал Ворожцова в госпиталь. Он обрушил на меня сразу два трагических известия: Николай Ворожцов умер на операционном столе, а Козырев, возвращаясь с фельдшером на машине, подорвался на мине. Весь капот машины был разворочен, Козыреву, сидевшему за рулем, оторвало обе ноги, он погиб. Фельдшер рассказал, что Николай Козырев торопился назад и решил поехать по ближней дороге, которая, как оказалось, еще не была разминирована.

— Как же вам удалось уцелеть, если весь передок машины разворочен? — спросил я у фельдшера.

— Я сидел на заднем сиденье, — ответил он.

Вот так за одни сутки я потерял двух верных и преданных друзей, с которыми была связана вся моя боевая жизнь. Осознание того, что я их больше никогда не увижу, было невыносимо. Только напряженные бои, которые мы вели в то время, отвлекали от тяжких мыслей и заполняли гулкую пустоту в душе.

25 октября наша дивизия вышла в район мызы Вайнсодэ в составе 60-го стрелкового корпуса и находилась во втором его эшелоне. 4-я ударная армия готовилась к прорыву обороны противника, и нам было приказано поддержать своей артиллерией действия одной из дивизий 60-го корпуса. Для этой цели командующий нашей артиллерией полковник Николай Петрович Кляпин выехал в район местечка Бата, чтобы организовать поддержку огнем 311-й дивизии первый боевой эшелон корпуса.

Однако, чтобы сорвать подготовку наших частей к прорыву своей обороны, немцы неожиданно предприняли атаку с танками. Кляпин со своими офицерами в это время находился на наблюдательном пункте командующего артиллерией первого эшелона полковника Мажарова. Один из снарядов разорвался как раз в том месте, где находились Кляпин, Мажаров и другие офицеры-артиллеристы. Кляпина ранило осколком снаряда в ногу, раздробило кость и одновременно ранило в бок. Его хотели немедленно везти в ближайший госпиталь, но он воспротивился этому, сказав, что сначала должен доложить командиру дивизии о происшедшем. Мне позвонили по телефону и сообщили, что тяжело раненный Кляпин отправлен на грузовой машине на КП дивизии по его личному требованию.

Вскоре машина прибыла. Кляпин лежал в кузове и курил. Меня удивило, что тяжело раненный еще и курит. Он доложил, что просит разрешения убыть в госпиталь. Что я ему ответил, не помню, но пообещал, что буду в госпитале, и срочно отправил машину.

Через несколько суток я навестил Николая Петровича. У него в палате дежурила жена, Лидия Алексеевна, которая с маленьким сыном была рядом с ним всю войну. Ногу ампутировали. Состояние тяжелое. Я еще раз навестил его до перевода в московский госпиталь, где он пролежал около года.

После Николая Петровича Кляпина до самого конца войны у нас в дивизии не было даже отдаленно на него похожего по знанию дела и работоспособности командующего артиллерией. Это была очень большая потеря для дивизии.

Здесь же, в Латвии, мы узнали, что дивизия наша награждена орденом Суворова II степени за бои в Латвии, за освобождение Двинска и Яунелгавы.