Комедианты

– Это не так просто. Возможно, он до сих пор жив, ну да это теперь уже не имеет значения. Именно здесь он впервые столкнулся с иной реальностью, когда у него из-под носа ушло сразу несколько человек. Они буквально испарились, исчезли без следа. Карл рискнул и сам очутился в одном из параллельных миров, как нынче любят все говорить, хотя никакой параллельностью там и не пахнет. Ты не представляешь, через что он прошёл, чтобы найти эти двери.

– Хочешь сказать, что до этого момента эксперимент вообще ничего не ведал о той реальности?

– Никто не знает, о чём ведает или не ведает эксперимент. Скорее всего, он специально подвёл Карла к этому открытию. Понять его нам не дано.

– То есть вы следуете эксперименту, не понимая, чего он от вас хочет?

– Мы стараемся догадаться. Потому что иначе…

– Смерть?

– В лучшем случае.

– Какой-то он у вас кровожадный.

– Нет. Это не библейский Бог, который готов карать за малейший проступок. Эксперимент просто расчищает себе путь. Это как серфинг на штормовой волне. Пока ты с волной, всё в порядке, но стоит зевнуть, и тебя разбивает о камни.

– А я слышал, что эксперимент дарует некие блага.

– Не факт. То, что у тех, кто служит эксперименту, открываются новые горизонты, ещё не значит, что эксперимент что-то дарует. Возможно, это просто побочный результат, а эксперимент понятия не имеет, что кто-то вообразил себя его частью.

– Странная у тебя философия.

– Я стараюсь избегать аксиом.

Какое-то время мы шли молча. Моргана думала о чём-то своём, а я не хотел лезть с инициативой.

– Я хочу, чтобы ты понял: у тебя не так много шансов. Ты умер, умер по-настоящему, и эксперименту пришлось серьёзно напрячься, чтобы возродить тебя к жизни. Тебя пришлось заново создавать из пепла, с самого начала. Придумывать тебе новых родителей, новую биографию. Ты даже представить себе не можешь, какое ты создал напряжение. К тому же то, что ты сотворил там… ты вызвал огромную метатектоническую активность, которую можно сравнить разве что с падением гигантского метеорита. Вокруг тебя задействованы такие силы… Как ты думаешь, сколько он может компенсировать это напряжение?

– Пока я не сделаю, что ему надо, или пока он во мне не разочаруется. В любом случае, после этого…

– Не в любом. Ты можешь уйти туда.

– Так меня там и ждут.

– Это твой единственный шанс.

Снова наступило молчание.

– Я хочу, чтобы ты понял. Мы не злодеи и не чудовища. Мы учёные, открывшие некую совокупность законов, подчинённых единой воле. Кто-то придумал название «эксперимент», хотя какой это к чертям эксперимент. Мы такие же, как и все, с той лишь разницей, что у нас есть знания и мы не отягощены принципами морали и прочей белиберды. Только рациональность.

– Какая-то у вас кровавая рациональность.

– А это не у нас. Это везде. Эксперимент только следует наиболее общим законам, которые диктуют правила игры. Здесь убивают все, от одноклеточных существ до… – она не нашла что поставить после этого «до», – убивают все: одинокие мудаки, политики, президенты, детишки ради удовольствия. Убийства – это наша общая, а не отличительная черта.

– Тут негде погреться? – перебил её я.

– Замёрз. Тогда поехали, – решила она и зашагала в сторону машины.

Чёрт! Я сидел в том самом лесу возле того самого костра, который описывал в своём последнем письме Могильщик. Напротив меня сидела молодая, обнажённая, красивая женщина. Я был там же, где и он. Сейчас она начнёт предлагать книгу с нечетным количеством страниц.

– Нет, – рассмеялась она, – тебе эта книга не понадобится.

«Мысли читаешь?», – удивился я, но вслух не сказал ничего.

– Я и есть мысль. Мы же у тебя в сознании. Но лучше будем говорить вслух. Так привычней.

– Кому?

– Тебе.

– А тебе?

– Я в том виде, в котором ты меня видишь, вообще не существую.

– А в каком виде ты существуешь.

– Это несущественно. К тому же в вашем языке нет таких слов.

– Ты с другой стороны?

– Не совсем. То, что ты имеешь в виду, является… – Она замялась, подбирая слова: – В общем, это разные вещи.

– Ладно. Скажи мне лучше, он добился, чего хотел?

– Не знаю.

– Не знаешь?!

– Я только передаю послание. Я почтальон. Ты же не спрашиваешь почтальонов, что в тех письмах, что они тебе приносят.

– У тебя есть послание?

– Послание есть у всего.

– Давай только без философии.

– Хорошо.

– Что ты хочешь мне показать?

– Пойдём.

Она поднялась на ноги и пошла в лес по одной ей известной тропинке. Я шёл вслед за ней. Через несколько минут мы подошли к дому, маленькому деревянному дому.

– Прошу. – Она пропустила меня вперёд.

Внутри было чисто и уютно. Пахло хвоей. Сразу за небольшим коридорчиком (почему-то представилось слово сени) была комната с большим столом, несколькими стульями и застеленной кроватью. На стене напротив кровати висели старинные часы с кукушкой. Они почему-то сразу привлекли моё внимание.

– Это твои часы, – пояснила она, – ничего не находишь в них странного?

– Да нет вроде.

– У них шестьдесят одно деление.

– То есть?