Комедианты

– Ты выживешь, – говорил он, натирая тельце младенца специальной мазью из трав, от которой тело приобретало силу и ловкость, – ты будешь лучше других, – приговаривал он, опуская голого младенца в снег или в холодную прорубь (благо, где-нибудь всегда бушевала зима). По ночам он пел для ребёнка свои шаманские песни, от которых переворачивался разум, а чувства приобретали особую ясность.

Малыш действительно рос самым лучшим. И к десяти годам, благодаря стараниям Кахтра, он уже мог участвовать в охоте если и не наравне с дромами, то не уступая ни в чём взрослому, тренированному мужчине.

По ночам Кахтр шептал ему слова Мудрости и отпаивал эликсиром.

– Ничего, что сейчас ты не понимаешь, – приговаривал он, – твой мозг впитает всё до последней капли, и потом, когда это будет нужно, ты вспомнишь всё.

Раз в неделю Кахтр приводил малыша к деревьям, у которых вместо листьев были человеческие головы. Он сажал малыша под дерево и заставлял его сидеть неподвижно, пока корни (у деревьев были очень чуткие, подвижные корни) полностью не оплетали его тело.

– Сиди, слушай и ничего не бойся, что бы ни происходило, – напутствовал его Кахтр, сажая под дерево.

Сначала малышу было страшно и щекотно. Потом он привык к этим ласковым прикосновениям совершенно чужой плоти. Когда же корни образовывали вокруг него плотный кокон, он проваливался в странное, не похожее ни на что состояние небытия. В этом состоянии он мог впитывать то, что говорили деревья. Кахтр называл это общением с духами.

– Когда-нибудь ты поймёшь и это, – говорил он малышу по дороге домой.

Когда ребёнок подрос, Кахтр отвёл его в очень странное место: мир абсолютной тьмы. Твёрдая тьма под ногами и зыбкая тьма вокруг.

– Где мы? – В голосе ребёнка было удивление. Он давно уже научился проникать глубоко в сердце собственного страха, туда, где было истинное бесстрашие.

– Это не имеет значения. Ты должен будешь пожить здесь какое-то время. Тебе нужно стать тьмой. Раствориться в ней, слиться с ней, принять в себя. Ничего не делай. Только смотри во тьму.

После этих слов были удаляющиеся шаги Кахтра и абсолютная тишина. Тьма, тьма и ничего, кроме тьмы. Он никогда ещё не встречал такой совершенной тьмы. Оставшись один, он лёг на спину и принялся всматриваться во тьму. Он смотрел пристально и одновременно доверчиво, приглашая тьму заглянуть к нему в глаза, а потом и в саму душу. Взгляд, подобный воде, принимающей в своё лоно пловца. Его тело, обученное годами тренировок, быстро расслабилось до такой степени, что он буквально перестал его замечать. Давно уже не было того зуда, который возникает у обычных людей при попытке сохранять неподвижность. Давно уже не было ни желания вскочить, ни попыток ума убежать в сон или в фонтан мыслей. Все это было в далёком прошлом, как и страх темноты или страх смерти. Была тьма, было умение ждать, было расслабление и готовность принять тьму, что бы ни стояло за этим словом. Сначала появилась жажда, потом голод. За годы тренировок он научился обходиться без пищи или воды. Труднее было с другими потребностями. Волей-неволей ему приходилось вставать. Он отходил на несколько десятков шагов, делал дела и возвращался на место: туда, где его оставил Кахтр. На третий или четвёртый день (чувство времени давно уже исчезло, и он приблизительно определял время по состоянию организма) зачесались, а потом и заболели глаза. Тьма раздражала их, как мыло. И вот наступил момент, когда тьма сначала осторожно заглянула к нему в глаза, а затем хлынула внутрь. Она проникала в каждую клетку его организма, в каждую мысль, в каждое чувство. Тьма наполнила всё его существо, и он начал растворяться в ней, как снег в горячей воде. Наконец, он превратился в тьму. Это было неописуемое ощущение абсолютной расслабленности, абсолютной свободы даже от себя самого, даже от смерти. Тьма была по ту сторону смерти, и смерть была не властна над ней. Так он впервые столкнулся с бессмертием.

– Запомни эту тьму, – услышал он голос Кахтра, – запомни и сохрани её в своём сердце. Пойдём.

Он помог мальчику подняться на ноги и повёл за собой.

– Я специально пришёл за тобой ночью, чтобы твои глаза смогли хоть немного привыкнуть к свету. Но всё равно, когда мы будем выходить, зажмурься. То, что было бы тьмой для других, для тебя будет ярким светом.

И точно. Едва он дошёл до середины круга, яркая вспышка резанула его по глазам. Он вскрикнул, закрыл глаза руками и медленно сел на землю. В следующее мгновение внутренняя тьма мягким компрессом легла ему на глаза. Только через несколько минут он смог убрать от лица руки и открыть глаза.

– Пойдём прогуляемся, – поднял его как-то Кахтр утром с постели.

– Что-то случилось? – спросил мальчик, посмотрев на дрома.

– Пойдём.

Какое-то время они шли молча, потом Кахтр, так, судя по всему, и не найдя нужных слов, сказал:

– Нам придётся расстаться.

– Когда?

– Сегодня. Через пару часов они будут здесь.

– Мы ещё увидимся?