Комедианты неведомо для себя

— Друг мой Газональ, — с важным видом изрек Бисиу, — чтобы иметь право смеяться надо всем, нужно все знать. Что касается меня, я живу в Париже с детства, и мой карандаш кормит меня здесь за счет смешного: пять карикатур в месяц... Вот мне и приходится зачастую высмеивать многое, во что я сам верю!

— Перейдем к иного рода упражнениям, — предложил Леон, — отправимся-ка в палату; там мы устроим дело кузена.

— Вот это уж относится к области высокой комедии, — сказал Бисиу, подражая тону Одри и Гайара; мы разыграем первого же оратора, который нам встретится, и вы убедитесь, что в палате, как и повсюду, парижскому говору свойственны только два ритма: корысть и тщеславие.

Когда они снова усаживались в карету, Леон обратил внимание на мчавшийся мимо кабриолет и знаком руки дал седоку понять, что хочет поговорить с ним.

— Это Публикола Массон, — сказал он Бисиу. — Я хочу попросить его прийти ко мне в пять часов, после заседания палаты. Кузен увидит самого невероятного из всех чудаков...

— Кто это? — осведомился Газональ, пока Леон беседовал с Публиколой Массоном.

— Педикюрщик, автор сочинения об уходе за телом; вы можете абонироваться у него на удаление мозолей; если республиканцы будут у власти хотя бы полгода, он, несомненно, обессмертит себя.

— И он разъезжает в экипаже! — воскликнул Газональ.

— Но, друг мой, в Париже только у миллионеров хватает времени ходить пешком.

— В палату! — крикнул Леон кучеру.

— В какую, сударь?

— Депутатов, — пояснил Леон, обменявшись улыбкой с Бисиу.

— Париж начинает меня подавлять, — признался Газональ.

— Для того чтобы вы постигли его грандиозность в смысле нравственном, политическом и литературном, мы теперь будем действовать, как римские чичероне, показывающие вам на крыше собора святого Петра палец статуи; снизу вам представлялось, что это палец обыкновенных размеров, а вблизи он оказывается величиной в целый фут. Вы пока еще не измерили ни одного пальца Парижа! И заметьте, кузен Газональ, мы берем то, что попадается по пути, не выбирая!

— Вечером, — прибавил Леон де Лора, — ты будешь на валтасаровом пиру и увидишь тот Париж, где вращаемся мы; тех, кто, играя в ландскнехт, ставит на карту, не моргнув глазом, сто тысяч франков.

Минут через пятнадцать карета остановилась перед широкой лестницей палаты депутатов, у той стороны моста Согласия, которая ведет к несогласию.

— А я-то думал, что в палату невозможно проникнуть... — сказал изумленный южанин, очутившись в большом зале, расположенном перед залом заседаний.

— Как сказать, — ответил Бисиу, — чтобы побывать здесь, достаточно истратить тридцать су на кабриолет; чтобы заседать здесь, требуются гораздо большие издержки. По словам одного поэта, ласточки воображают, что Триумфальную арку на площади Этуаль воздвигли для них; так и мы, художники, воображаем, что это монументальное здание воздвигли для того, чтобы возместить бездарность Французской комедии и дать нам повод посмеяться вволю. Но здешние комедианты обходятся намного дороже и не каждый день дают нам занимательные спектакли.

— Так вот она, палата!.. — повторял Газональ, расхаживая по залу, где в то время находилось человек десять, и разглядывая все с таким видом, что Бисиу запечатлел провинциала в своей памяти для одной из тех замечательных карикатур, которыми он соперничает с Гаварни.

Леон подошел к одному из служителей, беспрестанно снующих между этим залом и залом заседаний; эти помещения соединены кулуаром, где обычно находятся стенографы «Монитера» и некоторые лица, служащие в палате.

— Министр здесь, — ответил служитель Леону как раз в ту минуту, когда Газональ подошел к ним, — но я не уверен, здесь ли еще господин Жиро; пойду посмотрю.

Служитель открыл одну половину двустворчатой двери, через которую обычно входят только министры, депутаты или уполномоченные короля, и Газональ увидел мужчину, на вид еще молодого, хотя ему было сорок восемь лет; служитель указал ему на Леона де Лора.

— А! это вы! — сказал он, пожимая руку Леону и Бисиу. — Чудаки!.. Зачем это вы пожаловали в святилище законов?

— Затем, черт возьми, чтобы поупражняться в пустословии, — ответил Бисиу. — Без этого совсем закиснешь.

— Раз так, пройдем в сад, — предложил моложавый мужчина; он и не подозревал, что Газональ пришел вместе с художниками.

Разглядывая незнакомца, безукоризненно одетого, во всем черном, без единой орденской ленточки, Газональ недоумевал, к какой политической группе его следует причислить; все же он пошел следом за ним в сад, который примыкает к палате и тянется вдоль набережной, некогда именовавшейся набережной Наполеона.

Выйдя в сад, моложавый мужчина дал волю смеху, который с трудом сдерживал, пока находился в зале.

— Что с тобой? — спросил Леон де Лора.