Комедии

Г-н Диафуарус. Могу смело сказать, сударь, и не потому, что я его отец: я имею основание быть им довольным, и все, кто его знает, находят, что он добрый юноша. Правда, он никогда не отличался ни пламенным воображением, ни блестящим умом, как некоторые другие юноши, но именно поэтому я ожидал, что у него непременно разовьется рассудительность — качество, необходимое в нашем деле. Он никогда не был резвым и бойким ребенком. Он всегда был кроток, спокоен, молчалив, никогда ни с кем не разговаривал и не играл в так называемые детские игры. Его еле-еле научили читать: в девять лет он толком не знал азбуки. «Ничего, — думал я, — деревья, которые поздно цветут, приносят наилучшие плоды. Чертить на мраморе гораздо труднее, чем на песке, но то, что на нем начертано, сохраняется несравненно дольше. Так и здесь: неспособность к ученью, вялость воображения — все это признак будущего здравомыслия». Когда я отдал его в школу, ему нелегко было учиться, но он мужественно боролся с трудностями, и его наставники всегда хвалили его за прилежание и усидчивость. В конце концов, в поте лица своего, он с честью получил степень, и я могу сказать, не хвастаясь, что в течение двух лет ни один кандидат не отличался на диспутах так, как он. Он на всех навел страх, не проходит ни одного заседания, на котором бы он с пеной у рта не защищал противоположного мнения. Он тверд в споре, непоколебим в своих взглядах, никогда не меняет своих суждений и отстаивает то или иное положение, пользуясь всеми изворотами логики. Но особенно нравится мне в нем то, что, по моему примеру, он слепо верит нашим древним учителям и не желает даже слушать о так называемых открытиях нашего века касательно кровообращения^{166} и о прочем тому подобном.

Тома Диафуарус(вынимает из кармана длинный свиток и подает Анжелике). Против последователей теории кровообращения я написал сей трактат, который, с позволения вашего батюшки, я осмеливаюсь поднести вам, сударыня, как почтительное приношение первых плодов моего разумения.

Анжелика. Сударь! Для меня это совершенно бесполезная вещь, я ведь в этом ничего не понимаю.

Туанета(берет свиток). Давайте, давайте, это нам пригодится: повесим на стену вместо картины.

Тома Диафуарус(кланяется Аргану). Позвольте мне также, с разрешения вашего батюшки, доставить вам развлечение и пригласить вас, сударыня, на вскрытие женского трупа, которое состоится на днях, — я буду там давать объяснения.

Туанета. Нечего сказать, приятное развлечение! Обыкновенно люди водят своих возлюбленных в театр, но показать вскрытие трупа — это, конечно, гораздо более светское удовольствие.

Г-н Диафуарус. Затем, что касается до свойств, необходимых для супружества и для продолжения рода, то уверяю вас, что, по данным медицины, он всеми ими обладает в полной мере. Способность деторождения у него отлично развита, и темперамент у него как раз такой, какой требуется, чтобы потомство было вполне здоровым.

Арган. А вы не имеете намерения, сударь, представить его ко двору и там выхлопотать ему место врача?

Г-н Диафуарус. По правде говоря, должность врача, состоящего при великих мира сего, никогда не привлекала меня; мне всегда казалось, что лучше всего для нас, грешных, держаться простых смертных. С ними куда легче. Вы ни перед кем не отвечаете за свои действия: надо только следовать правилам науки, не заботясь о том, что из этого получается. А с великими мира сего это очень хлопотливо: когда они заболевают, они непременно хотят, чтобы врач вылечил их.

Туанета. Вот забавно! Какие чудаки! Хотят, чтобы ваш брат, доктор, их вылечивал! Но ведь вы совсем не для этого при них состоите! Ваше дело — получать от них вознаграждение и прописывать им лекарства, а уж они пускай сами выздоравливают как умеют.

Г-н Диафуарус. Это верно. Мы должны только соблюдать правила.

Арган(Клеанту). Сударь! Пусть дочь моя что-нибудь споет гостям.

Клеант. Я ждал ваших приказаний, сударь. Чтобы развлечь общество, я решил спеть с вашей дочерью одну сцену из новой оперы. (Анжелике, подавая ей ноты.) Вот ваша партия.

Анжелика. Моя партия?

Клеант(Анжелике, тихо). Пожалуйста, не отказывайтесь. Дайте мне возможность объяснить вам, что это за сцена, которую мы будем с вами петь. (Громко.) Голос у меня неважный, но на это хватит. Надеюсь, господа, вы меня извините: ведь я буду петь только для госпожи Анжелики.

Арган. А стихи хорошие?

Клеант. Это, в сущности, маленькая импровизация. Вы услышите размеренную прозу, нечто вроде вольных стихов, какие страсть и необходимость могут вложить в уста двух лиц, которые говорят о том, что их волнует, и при этом без всякой подготовки.

Арган. Прекрасно. Послушаем.