Гж. Простакова. А я тут же присяду. Кошелек повяжу для тебя, друг мой! Софьюшкины денежки было б куды класть.
Митрофан. Ну! Давай доску, гарнизонная крыса! Задавай, что писать.
Цыфиркин. Ваше благородие завсегда без дела лаяться изволите.
Гж. Простакова
Цыфиркин. За что разгневаться, ваше благородие? У нас российская пословица: собака лает, ветер носит.
Митрофан. Задавай же зады, поворачивайся.
Цыфиркин. Всё зады, ваше благородие. Ведь с задами-то век назади останешься.
Гж. Простакова. Не твое дело, Пафнутьич. Мне очень мило, что Митрофанушка вперед шагать не любит. С его умом, да залететь далеко, да и боже избави!
Цыфиркин. Задача. Изволил ты, на приклад,[170] итти по дороге со мною. Ну, хоть возьмем с собою Сидорыча. Нашли мы трое…
Митрофан
Цыфиркин. На дороге, на приклад же, триста рублей.
Митрофан
Цыфиркин. Дошло дело до дележа. Смекни-тко, по чему на брата?
Митрофан
Гж. Простакова. Что, что, до дележа?
Митрофан. Вишь триста рублей, что нашли, троим разделить.
Гж. Простакова. Врет он, друг мой сердечный. Нашед деньги, ни с кем не делись. Все себе возьми, Митрофанушка. Не учись этой дурацкой науке.
Митрофан. Слышь, Пафнутьич, задавай другую.
Цыфиркин. Пиши, ваше благородие. За ученье жалуете мне в год десять рублей.
Митрофан. Десять.
Цыфиркин. Теперь, правда, не за что, а кабы ты, барин, что-нибудь у меня перенял, не грех бы тогда было и еще прибавить десять.
Митрофан
Цыфиркин. Сколько бы ж на год?
Митрофан
Гж. Простакова. Не трудись по-пустому, друг мой! Гроша не прибавлю; да и не за что. Наука не такая. Лишь тебе мученье, а всё, вижу, пустота. Денег нет — что считать? Деньги есть — сочтем и без Пафнутьича хорошохонько.
Кутейкин. Шабаш, право, Пафнутьич. Две задачи решены. Ведь на поверку приводить не станут.
Митрофан. Небось, брат. Матушка тут сама не ошибется. Ступай-ка ты теперь, Кутейкин, проучи вчерашнее.
Кутейкин
Митрофан. «Аз же есмь червь…»
Кутейкин. Червь, сиречь животина, скот. Сиречь: аз есмь скот.
Митрофан. Аз есмь скот.
Кутейкин
Митрофан
Кутейкин. «Поношение человеков».
Митрофан. «Поношение человеков».
Кутейкин. «И уни…»
Вральман. Ай! ай! ай! ай! ай! Теперь-то я фижу! Умарить хатят репенка! Матушка ты мая! Сшалься нат сфаей утропой, катора тефять месесоф таскала, — так скасать, асмое тифа ф сфете. Тай фолю этим проклятым слатеям. Ис такой калафы толго ль палфан? Уш диспозисион,[172] уш фсё есть.
Гж. Простакова. Правда. Правда твоя, Адам Адамыч! Митрофанушка, друг мой, коли ученье так опасно для твоей головушки, так по мне перестань.
Митрофан. А по мне и подавно.
Кутейкин
Гж. Простакова. Бог с ним, батюшка, Адам Адамыч! Он же и так вчера небережно поужинал.
Вральман. Рассути-ш, мать мая, напил прюхо лишне: педа. А фить калоушко-то у иефо караздо слапе прюха; напить ее лишне да и захрани поже!
Гж. Простакова. Правда твоя, Адам Адамыч; да что ты станешь делать? Ребенок, не выучась, поезжай-ка в тот же Петербург: скажут, дурак. Умниц-то ныне завелось много. Их-то я боюсь.
Вральман. Чефо паяться, мая матушка? Расумнай шеловек никахта ефо не сатерет, никахта з ним не саспорит; а он с умными лютьми не сфясывайся, так и пудет плаготенствие пожие!
Гж. Простакова. Вот как надобно тебе на свете жить, Митрофанушка!
Митрофан. Я и сам, матушка, до умниц-то не охотник. Свой брат завсегда лучше.
Вральман. Сфая кампания то ли тело?
Гж. Простакова. Адам Адамыч! Да из кого ж ты ее выберешь?
Вральман. Не крушинься, мая матушка, не крушинься; каков тфой тражайшин сын, таких на сфете миллионы, миллионы. Как ему не фыпрать сепе кампаний?
Гж. Простакова. То даром, что мой сын. Малый острый, проворный.
Вральман. То ли пы тело, капы не самарили ефо на ушенье? Россиска крамат! Арихметика! Ах, хоспоти поже мой, как туша ф теле остаёса! Как путто пы рассиски тфорянин уш и не мог ф сфете аванзировать[173] пез россиской крамат!
Кутейкин
Вральман. Как путто пы до арихметика пыли люти тураки песчотные!
Цыфиркин
Вральман. Ему потрепно снать, как шить ф сфете. Я снаю сфет наизусть. Я сам терта калашь.
Гж. Простакова. Как тебе не знать большого свету, Адам Адамыч? Я чай, и в одном Петербурге ты всего нагляделся.