Комедия дель арте

Мурка берет одно кольцо. Мышка берет другое. Мы подносим их к глазам и внимательно рассматриваем. Мурка пробует свое на зуб. Мышка остервенело трет свое пальцем. Ничего не выходит. Золото почему-то не возвращается.

— Полинять не полиняли, но облезли здорово! — говорит Мурка.

— Нас надули, да? — робко спрашивает Мышка.

— Надули, Мышь, надули, — утешаю я ее. — Плакал твой подарок Джигиту. Пошли, а то на самолет опоздаем.

На самолет мы не опоздали. Мы нашли нужный выход на поле, и нужный автобус, и нужный самолет, и даже нужные места. Мы благополучно сели и пристегнулись ремнями безопасности. Только Мурка ерзала в кресле. Она ерзала и так, и эдак, вставала, садилась, вертелась и кряхтела.

— Ты что, Мура? — спросила я.

— Они тут совсем с ума посходили! — проворчала Мурка. — Место экономят!

— Не влезаешь, что ли?

Мурка прокряхтела что-то невразумительное.

— Это не место экономят, это, Мура, макароны дают себя знать.

Но Мурка не обратила на мое справедливое замечание никакого внимания. Она подняла подлокотник между собой и Мышкой и уткнулась в Мышь толстеньким бочком. Впрочем, это ее тоже не устроило.

— Ты вот что… — сказала она. — Ты давай… это… к Мопси пересаживайся. А то мне тесно.

Мышка задохнулась от возмущения и, кажется, впервые попыталась дать Мурке надлежащий отпор.

— Ты с ума сошла, Мура? — осведомилась она. — Как мы полетим в одном кресле?

— Так и полетите. Вы же худые.

И она развалилась в двух креслах.

— Как ты думаешь, — прошептала Мышка, привалившись ко мне всеми своими косточками. — Мой обед она тоже потребует?

— Потребует, Мышь, потребует. Обед же по креслам выдается, — прошептала я в ответ и погладила ее по голове.

И вот мы в Москве. Мы выходим в зал прилета «Шереметьева-2» и видим прелестную картинку. Все три наших мужа стоят в ряд, выстроившись по росту. На правом фланге значится Лесной Брат — два метра ноль два сантиметра. Середину занимает Настоящий Джигит — метр семьдесят пять плюс папаха. Шеренгу замыкает Большой Интеллектуал — метр шестьдесят два без каблуков. У каждого в руках букет.

Лесной Брат делает шаг вперед, протягивает Мурке пятнадцать пунцовых роз, и нам кажется, что это не розы, а пятнадцать алых сердечек и все они любят нашу Мурку. Мурка прячет в розы довольный нос и бурчит: почему, мол, пятнадцать, а не двадцать одна, она, Мурка, предпочитает очко. Лесной Брат делает полную инвентаризацию ее наружности и высказывается в том смысле, что теперь она точно будет голодать, причем не только осенью, но и зимой.

Большой Интеллектуал делает шаг вперед, протягивает девять белых тюльпанов, и нам кажется, что это не тюльпаны, а девять белых лебедей и все они плывут ко мне. Я беру цветы, обнимаю Интеллектуала за шею и целую в развесистый нос. Интеллектуал плачет счастливыми слезами и рассказывает, что всю неделю пытался достать из трубы крышечку от зубной пасты, которую я туда уронила перед отъездом. Вооружившись отверткой и медной проволокой, он проткнул крышечку вниз в колено, окончательно парализовав водоотток в квартире. Теперь раковину тошнит мыльной пеной.

Настоящий Джигит делает шаг вперед, протягивает Мышке пучок кинзы, укропа и орегана, и нам кажется, что это не кинза с ореганом, а горный лужок, который Джигит спустил на землю специально для маленьких Мышкиных ножек. Мышка хватает кинзу и рыдает от счастья.

Джигит лезет в карман, достает мятый сверток, разворачивает и раздает всем по лепешке.

— Сам испек! — гордо объявляет Джигит. — В тандыр! Как мама вэлэл! Там дома нэмножка пажар был. Пайдем скарэй, нада пол мыт!

А поздно вечером, когда мы вымыли Мышкин пол, съели все лепешкки, вернулись домой и уединились с Интеллектуалом в нашей спальне, я надела костюм Коломбины и сплясала задорный танец, звеня бубенцами на юбке. Он засмеялся, схватил меня в охапку и повалил на кровать.

А за стеной, в нашей гостиной, где ночевали Мурка и Лесной Брат, Мурка надела костюм Пиноккио и попрыгала перед Братом, высоко вскидывая лапы в коротких штанишках и полосатых гетрах и размахивая кисточкой на колпачке. Брат засмеялся, схватил ее в охапку и повалил на кровать.

А на другом краю Москвы, в Коровино, Мышка надела костюм Пьеро и продемонстрировала Джигиту несколько плавных па, закатывая глаза, заламывая руки и роняя на пол мохнатые помпоны. Джигит засмеялся, схватил ее в охапку и повалил на кровать.

И всем нам было хорошо.

А в три часа ночи, когда мы уже угомонились и спали глубоким сном, у моего изголовья раздался телефонный звонок. Я ужасно боюсь ночных звонков. У меня от них холодеют конечности. Я взяла трубку и услышала жаркий Мышкин шепот:

— Мопс! Беда! Джигит спрашивает, в каких мы были музеях! Спасай!

Действительно, беда. Если Мышка не сумеет внятно ответить на интересующий его вопрос, Джигит решит, что она его надула и шлялась неизвестно где. Что, впрочем, соответствует действительности.

— Погоди, Мышь, — прошептала я в ответ. — Пойду узнаю у Мурки.

И я пошлепала в гостиную.

Мурка спала, уткнувшись в плечо Лесного Брата. Я попыталась ее растолкать. Наконец Мурка открыла мутный глаз.