Читаем Комедия книги полностью

За комической нелепостью скрывается порою шутка мудреца (вспомним увенчанного лаврами поэта и гуманиста Лорита Глареана) или развлечение большого ученого (Бехштайн, написавший «соловьиную песню»). Наивно добронамеренный муниципальный чиновник Жан Демон (глава «Эпидемия заглавий») пытается навести порядок в городе и в стране подобно платоновскому Демиургу из «Тимея», который создал справедливую и гармоничную вселенную из четырех степеней Ничто и Нечто — пластического «хаоса» четырех стихий. Заблуждение парадоксальным образом выводит науку на правильный путь, как показывают пазиграфические изыскания и изучение языка животных. Знание выступает в одеянии глупости (так, Йозеф Райманн, заложивший основы истории литературы, включает в свою «Попытку введения в историю литературы» и «литературу допотопную» — конечно же, ведь о ней писали! Глупость же выступает в благородном плаще знания (так, профессор Швидецки выводит человеческий язык из языка шимпанзе).

Бесконечная вереница персонажей: персонажей-людей, персонажей-книг, персонажей-событий и фактов — вереница поистине энциклопедическая проходит перед нами, раскрывая сложно пересеченную конструкцию временных и тематических пластов, в которой: Оценка читателя книгам судьбу назначает, — выражаясь знаменитым гекзаметром Теренциана Мавра.

«Комедия книги» расширяет понятие книги до максимально мыслимых пределов в связи с самыми различными сторонами человеческой жизни и деятельности, показывает, что нет такой области, которая прямо или опосредствованно не была бы связана с книгой. И потому тема книги, как и человеческая жизнь, — бесконечна, фрагментарна и целостна одновременно. И трудно решить, что это: занимательная библиофилия, занимательное книговедение, занимательное литературоведение, языкознание, психология, история или эвристика.

Да, верно, и не нужно это определять. Ведь названные области взаимопронизаны — и в жизни человека, и в жизни книги существуют и развиваются в неразрывном единстве. Разделяют их лишь специалисты, и то условно — для удобства изучения.

«Комедия книги», испытывая эрудицию читателя, предлагает на его разумение такие неисчерпаемые темы-проблемы: «книга — объект истории», «книга — произведение искусства», «книга — летопись быта и нравов», «книга и наука», «книга — психология восприятия», «книга и книгоиздание», «книга — объект моды и купли-продажи», «книга и книгохранение», «книга как средство общения между людьми» и т. д.

Проблемы сложные, и автор не ставит перед собой задачу разрешить их, что называется «пригвоздить» истину, не стремится и сформулировать их, но юмором, сатирой, гротеском, иронией (порою очень печальной) приближает их к читателю, к повседневности, к бытовому сознанию. И в этом нам видится одна из важнейших ценностей «Комедии книги». В книге Рат-Вега почти не представлен многонациональный «книжный ландшафт» нашей страны, не менее сложный и не менее интересный: как и на карте нашей необъятной Родины, представлены в нем почти все «климаты» и «рельефы», а по времени — все возрасты жизни книги. Великое и смешное, взлеты и падения, курьезы, недоразумения, смех сквозь слезы и множество еще неоткрытого.

Однако у Рат-Вега, этого подвижника библиофилии, есть оправдание. В виду безбрежности и величия наших многонациональных литератур автору пришлось бы писать многотомную «Энциклопедию комедии книги». Иштван Рат-Вег сосредоточился на западноевропейском культурном ареале как на родине европейского книгопечатания и, естественно же, на Венгрии, которая, догоняя в своем развитии западноевропейские нации, как мы можем прочесть в книге Рат-Вега, училась книжной культуре прежде всего у них. И сам автор, владея, помимо родного, четырьмя языками — французским, немецким, английским и латинским, — черпал прежде всего у них и историко-книговедческий материал, значительная часть которого в СССР неизвестна или малоизвестна.

Вкладом в советскую книговедческую историографию будут и венгерские примеры И. Рат-Вега, а вся книга в целом — стимулом для написания не менее интересной занимательной библиофильской истории русского и других национальных регионов нашей Родины и — что, пожалуй, еще важнее — послужит вкладом в дело укрепления дружбы и взаимной пропаганды культур советского и венгерского народов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука