Комедия положений (СИ)

Извини, что долго не писала: всё время было некогда. Ты просила писать на бумаге в линейку, так я поступила еще лучше и пишу на гладком листке.

Маму уже прооперировали и она чувствует себя лучше. Наверное, числа десятого выпишут. Лежит она не в Долгопре: ввиду того, что у нее не простые шишки, а трещина, её направили в межрайонный проктологический центр на ст. Львовская по Курской дороге, не доезжая Серпухова. Доктор очень хороший - это мама поняла с первого осмотра. В общем, с ней уже всё в порядке.

Скоро в школу - уж-жасно не хочется. Нам выдали учебники. Их оказалась целая гора, вместе с задачниками 16 книг, благо все не очень толстые и весят все вместе не более пяти кг. В художественной школе я буду учиться в 8 "Д", для этого понадобится целая гора всяких принадлежностей. Ездить буду на Окружную четыре раза в неделю. В четверг у нас будет "дерево", что такое, я и сама не знаю, но когда узнаю, непременно напишу.

Живем мы здесь потихоньку втроем. Сережка ничего не делает и регулярно переворачивает всю квартиру - это просто наказание какое-то.

Передавай привет прабабушке и всем, кого увидишь.

Целую. Катя. 31.08.84 г.

Три недели спустя после операции Алешка, наконец, меня забрал. Я была плохая, хуже, чем спустя неделю после операции, так подкосил меня цистит, но до электрички дошла, там лежала на сидении, ведь сидеть нам не рекомендовали, а стоять трудно.

Большинство женщин через три недели были в хорошей форме, но я похудела до 41 кг и еле передвигала ноги.

От Курского вокзала Алешка взял такси до Долгопрудной, я легла на заднее сидение.

- В больницу бабу везешь? - спросил водитель Алешку.

- Да, нет, из больницы.

- Это называется подлечили?

- Да её оперировали.

- Да... больница не красит.

Хорош у меня видок, людей пугаю, подумала я.

Дома мне выдели отдельную Катину комнату, там я и лежала. А как они размещались, я не помню.

Первую неделю Алешка готовил еду, варил индюшек. Тогда в продаже появились импортные индюшки, он их покупал и варил.

- Пока Катя учиться не начала, я и горя не знал, - сказал он мне. Она готовила сама и очень вкусно, такие щи варила.

Сережка как-то подошел, предложил сыграть в шахматы.

- Я не могу, сынок, - ответила я, - я очень ослабла. А в шахматы надо думать, а сил-то нет.

Сережка огорчился, но не из-за игры, а из-за моей слабости:

- Ну, ничего, мама, ты выздоровеешь, и мы заживем по-прежнему.

И еще я помню, что на закате солнца я испытывала странную необъяснимую тревогу, мне становилось страшно, но когда темнело совсем, это состояние проходило.

Через неделю я весила свои предоперационные 45 кг, и встала к плите, а еще через неделю меня ВКК выписала на работу, слабую, как муху, несмотря на то, что Анатолий Иванович, мой врач, написал о моих обострениях и обещал, что мне дадут больше положенных после больницы двух недель. Но фиг вам. До сих пор помню эту бабу, председателя ВКК, которая сочла, что нечего мне валяться, пора и честь знать.

Я и не спорила, только удивилась. Выглядела я такой замученной, что женщина в очереди к урологу пропустила меня вперед, причем сама предложила, я и не просила, а врач выписывает на работу. Даже шофер в такси понял, что я не работник, а врач нет, не поняла.

Я взяла неиспользованные две недели отпуска и вышла на работу в октябре.

Сережка пошел в третий класс во вторую смену. В час дня, накормив сына, я отправляла его в школу. Погода стола ясная, было тепло, 15-17 градусов, но возвращался Сережа на закате солнца, когда становилось прохладно, и я надевала на него куртку днем, чтобы вечером на обратном пути наш чахлый мальчишка не простыл.

Сережка ушел в куртке. Пестрой куртке, доставшейся ему от Кати.

Вечером он вернулся без куртки. Я это не заметила, но на другой день днем мы куртку не нашли.

Пришлось надеть другую, серую, тоже бывшую Катину.

Я проводила его в этой серой куртке в школу и попросила посмотреть, где там его пестрая:

- Наверное, она у тебя в школе, раз я не могу её найти.

- Нет, мама, - не соглашался со мной сын, - я без куртки вчера ходил в школу.

Вечером всё повторилось, сын вернулся домой без верхней одежды.

- Сережа, ты оставил свои куртки в школе, принеси их.

- Нет, их нет.

- Знаешь, мама, - вмешалась дочка, - я вчера видела в их раздевалке висит куртка, ну очень похожая на нашу.

Я надела на сына пальто осеннее. Когда зимнее пальто стало ему узковато и рукава коротки, я вытащила ватин, отпорола зимний воротник, связала ему воротник и манжеты, и так получилась легкая осенняя куртка - пальто, которое Сережка почему-то невзлюбил и носить не хотел. Но тут оно одно осталось, и пришлось воспользоваться им.

Вечером я смотрю в окошко, мой сын идет в синей форменке, раздетый!

Несмотря на отсутствие сил и энергии, я накинула на себя пальто, выскочила прямо в домашних тапочках и поймала сына возле Шуваловского дома, он только что распрощался с товарищами и повернул к нашему подъезду.

Я вырвала у него портфель, развернула на 180 градусов и сказала звенящим от злости голосом: