Комедия убийств. Книга 1

Славик откинулся на спинку дивана, облизывая пересохшие губы и размазывая ручонкой пот по лбу. Сегодня получилось, как никогда, здорово. Хотя под конец ему стало больно, он не мог больше выносить жестокой стали тисков, сдавивших голову.

Зеленые демоны, прежде чем показать очередную картину, требовали все больше сил. Славик заметил, что говорить с ними удавалось только в большой комнате, там, где спали мама и дядя Лёня. Там мальчик впервые увидел Бьёрна и Эйрика, там же явился к нему и дед Осип. Ничего подобного не случалось ни в комнате, где обитал сам Славик, ни в ванной или кухне. Зеленые демоны из Запредельной страны не любили посторонних, — при Женьке они не пришли. Теперь после неудачного «сеанса» Славику не хотелось общаться с другом. Не то чтобы он очень боялся насмешек, просто понял, что микер-спикер Хазбула-тов — не Тот. Кто — Тот, этого сам юный маг не знал, но полагал, что правильный человек объявится сам. Просто придет, сядет рядом, и… Славик будет знать, что он Тот, — все предельно просто. Может быть, надо будет, чтобы он почитал мамину книжку? Только вот дядя Лёня дал ее какому-то нехорошему типу, который не хочет возвращать книжку, наверное, сам пытается вызвать по ней Зеленых демонов. Откуда ему знать, что для этого нужен магический кристалл, а он у него, у Славика. Кусок стекла? Ха! Много они понимают, дед Осип не пришел бы просто так из-за какого-то стекла!

Попив воды из специально приготовленной большой кружки (жажда — верный спутник «разговоров»), мальчик закрыл глаза, концентрируя волю на зеленом камне, который все время держал перед мысленным взором. Он, медленно отрешаясь от реальности, произносил слова заклинаний, представляя себе следующий эпизод из книжки, которую выучил наизусть.

XXXII

— Так, выходит, ты вовсе не монах? — спросил Губерт старика. — Так кто же ты? Ты говорил, что сражался. Ты рыцарь?.. Нет, ты сказал, у тебя был замок!.. Ты смеешься надо мной?

Монах покачал головой:

— У меня был замок, он, пожалуй, не меньше этого, были слуги, воины, оруженосцы, лошади… У меня было все. Сам император Генрих посвятил нас с братом в рыцари…

— У тебя был брат?

— Двое, но они погибли от мора, а я остался, унаследовал титул и отцову крепость, расстроил ее… Местечко это называли мы Когти Сокола, я жил там счастливо. — Казалось, Прудентиус говорит о ком-то другом, и следа не осталось ни от надоедливого, болтливого монаха, ни от слезливого, немощного старика-калеки. С Губертом разговаривал рыцарь, господин, привыкший повелевать, вести в битву воинов, с оружием в руках сражаться за свою честь и славу.

— Так ты знатный рыцарь? — спросил юноша с такой интонацией в голосе, с какой никогда не разговаривал с воспитателем.

— Да, — твердо ответил тот. — Хотя наука, что мне довелось преподать тебе совсем, не та, которую я хотел бы преподать своему сыну. Надеюсь, Петр добро выучил тебя. Ты ведь лучше, чем Роберт?

Губерт не ответил, думая о свалившемся на него известии. Его отец — дворянин, мать — благородная дама, значит, и он… ровня Роберту! Да только кто же поверит тому, что этот вот жалкий калека — монах по имени Прудентиус — нобль, барон Конрад де Фальконкралль.

Губерт с презрением посмотрел на калеку:

«К чему все эти речи? Только зря бередят они душу!»

Однако то, что услышал юноша в следующую секунду, поразило его куда сильнее, чем сам невероятный рассказ об ужасной судьбе воспитателя.

— Род моего отца пресекся. Больше не будут потомки наши носить гордое соколиное имя, но… кровь-то осталась. Ты тому доказательство.

Это выглядело как самый настоящий бред, однако и он мерк перед дальнейшим.

— У тебя только один выход, — проговорил Конрад. — Если ты не возьмешь судьбу в свои руки прямо сейчас, никакой Бог не поможет тебе, как, впрочем, думаю я, и дьявол… Завтра утром Роберт с дружиной отправится в Салерно ко двору герцога, тебя же посадят под замок, если шут не предпочтет перерезать тебе глотку. Я бы не стал сидеть и ждать, пока меня казнят или помилуют. Черт его знает, как повернется?

Он засмеялся, и Губерт подумал, что никогда не слышал, чтобы Прудентиус так вот веселился, это был смех человека, предвкушавшего победу в смертельной битве, победу, но и гибель. Воспитатель сделался похож на самого Губерта, на Роберта, даже на барона Рикхарда, пришпоривавшего коня и опускавшего острие длинного копья, чтобы в следующую секунду врезаться в гущу врагов.

— Так что же мне делать? — спросил Губерт, решительно не понимавший, как ему следует поступить.

— Надо бежать, — заявил Конрад.

— Бежать? — удивился Губерт. — Но куда же я побегу? Меня схватят… И если даже не поймают, все равно… что это изменит, если я стану жалким, безродным бродягой?.. — Он хотел добавить «как ты», но вовремя осекся — не стоило обижать единственного человека, который желал ему помочь. — У тебя ведь, верно, есть какой-то план?

— План у меня есть, парень, хороший план, — сообщил старик и неожиданно заявил: — Налей-ка мне вина!