— Куда это вы собрались? — раздалось змеиное шипение. Никто и не слышал, как Летиция Кривая подкралась сзади, точно спустившись с неба, а скорее выскочив из преисподней, где давно дожидался ее дьявол. Колдунья обернулась и закричала на своих товарищей, валявшихся то тут, то там среди неубранных трупов (не поймешь, кто пьяный, кто мертвый). -Эй, поднимайтесь, скоты! Говорила вам, смотреть в оба! Голубки собираются упорхнуть!
Двое или трое разбойников выползли на зов Летиции и, схватив оружие, направились к ней.
Дротик просвистел у самого уха Арлетт, стрела ударила в кольчугу барона Рикхарда, надежно защитившую грудь того, кто стал виновником его страшной гибели. Еще одна стрела, чиркнув о конический колпак на голове Губерта, отлетела в сторону, не причинив ему вреда. Стрелки, несмотря на близость цели, к счастью для беглецов, меткостью не отличались.
— Бегите! — крикнула Юдит.
— Ах ты, сука! — завопила Летиция и, выхватив длинный кинжал, спрятанный под лохмотьями, поверх которых она надела одно из лучших платьев Адельгайды, ударила Юдит в бок. — Получай! Хотела быть тут главной? Так на же! На! — Высвободив лезвие, Летиция еще несколько раз с удовольствием погрузила его в слабеющее тело несчастной матери Арлетт. — На! Получай!
— Мама! — закричала Арлетт. — Мама!
— Бежим! — чужим голосом завопил Губерт, протягивая руку, чтобы схватить под уздцы лошадь подруги. Вес кольчуги сместился в одну сторону, и тяжелая броня потянула непривычного к ней всадника вниз, так что он едва не упал.
Летиция, издав победный клич, выхватила у одного из подбежавших разбойников короткое копье и занесла его над головой.
— А теперь ты, маленькая шлюшка! Я видела, как Бибуло смотрел на тебя! Я уже больше не нравлюсь ему, потому что окривела? Да?! Получай!
Всего лишь две секунды понадобилось злобной ведьме, чтобы произнести свои слова: так мало отделяло Арлетт от смерти — слишком близко была Летиция, чтобы промахнуться. Продев в скобу самострела носок мужского сапога, едва ли не сползавшего с изящной ножки, Арлетт привела в движение механизм, вложила в желобок стрелу и вскинула оружие. Звонким колокольчиком звякнула тетива, и жало короткой стрелы вонзилось в щеку Летиции. Копье упало на землю, так и не отправившись на поиск жертвы. Лишившаяся последнего глаза, злобная колдунья страшно закричала и схватилась за лицо.
Грехобойца, точно устав от нерешительности людей, заржал и ударил передними копытами в дубовые ворота. Обретя равновесие, Губерт пришпорил лошадь и, вцепившись в уздечку кобылы Арлетт, поскакал прочь из замка, провожаемый свистом стрел и ругательствами, изрыгаемыми Летицией.
В тот вечер фортуна мирволила юным беглецам. Их бегство было таким стремительным, что поднятому с постели Бибуло пришлось лишь, скаля зубы, смириться с поражением; а тем временем лошади, благополучно спустившись вниз по склону, весело бежали привычной дорогой, унося седоков все дальше от свирепых разбойников, вперед, навстречу судьбе.
XXXVII
Кто-то ткнул его копьем! Значит, спастись не удалось?!
Богданов подпрыгнул и, повернув голову, ошалело поднял глаза, чтобы увидеть «старого знакомого», Мишу-алкоголика. В облике последнего произошла не столь уж неожиданная метаморфоза. Ценный свидетель по делу о благополучной кончине издательства «Фора» пребывал в изрядном подпитии. Вместе с тем было в Мише что-то странное: не то вопрос, не то мольба в глазах.
Никто, конечно, не тыкал в Валентина копьем, хотя бы потому, что в двадцатом веке, куда возвратился майор из экскурсии в одиннадцатый, копьями в обыденной жизни старались не пользоваться. Просто Миша осмелился потрясти его за плечо и тут же испугался своей дерзости, так как ни в коем случае не мог предположить, что тот подпрыгнет точно укушенный.
— Ты, это… вы того, — пробормотал Миша. — Спали, да?
«Ладно, — подумал Богданов. — В гости к барону Рикхарду я летал во сне. Опять началось… А это что?»
Вопрос имел под собой почву. У самого выхода из двора за спиной Миши темный, как чугун решетки заборчика, печально раскачиваясь, стоял великолепно освещенный игривым весенним солнечным лучиком в дымину пьяный… негр и громко и жалобно икал, а редкие прохожие и любопытные Мишины соседи могли лишь с грустью отметить печальный факт падения нравов среди лиц «африканской национальности».
— Брат! — простонал Миша и, поедая Богданова преданными глазами, бухнулся на колени перед дверью его «семерки». -Христом Богом, брат! Помоги!
— Э-э-э… — протянул Валентин, но прежде чем он успел поинтересоваться, чем должен помочь «молит-веинику» Мише, как чернокожий борец с зеленым змием, издав протяжный всхлип, также рухнул на колени.
— Па-ам-маг-ги, бр-рат! — простонал африканец.
— Какого хрена вам от меня надо?! — разозлился Богданов от обилия самозваных братьев. — А ну встаньте!
Ответом ему было нестройное, но истовое «Помоги, брат!».
— Какого хрена?!
— Все тебе расскажем, только выручи, помоги! — взмолился Миша и, косясь себе за спину, проговорил с великой скорбью в голосе: — Это все Мангус, падла черкожопая!