Комендант некромантской общаги 2

— Насчет нейтрализации не знаю, — задумалась Манефа. — Тем, кто всё же смог выйти из болота, просто становилось легче, а потом, видимо, эффект воздействия сходил на нет, и всё. Специально лекарство не искали, и до сих пор никто не пробовал сажать эту траву в качестве украшения газона. Как? Как я могла проглядеть эту пакость и допустить такое?!

На кикимору жалко было смотреть. Она считала, что, будучи опытной природницей, должна была заметить необычное растение.

— Не выдумывай! — Марья старалась быть убедительной. — Не могла ты знать, что такие семена у нас окажутся. И все газоны и клумбы не начнешь пристально разглядывать, выискивая какую-нибудь пакость, особенно если уверена, что семена нормальные, а работы непочатый край.

Говорила Марья логично, и Манефа вроде даже прислушивалась к ее словам, притихнув в кольце рук алхимика, который так ее и не отпустил до сих пор.

— То есть если вытащить всех из этого тумана, а точнее — завесы из пыльцы, то они со временем придут в себя? — вычленив из всего разговора главное, поинтересовался Рорх.

— Да, но придут в себя они недели через две, а нас сроки поджимают. Тем более феи говорили, что под воздействием пыльцы там народ каких-то бед натворил. — Манефа задумчиво морщила лоб.

А Марья разглядывала пространство вокруг Рорха. Пыльца, словно пугаясь зеленоватого тумана, рассеивалась вокруг него или просто исчезала.

— Марк Радимирович, ваш туман, похоже, как-то действует на эту пыльцу, — привлекла она внимание лича и всех остальных.

Рорх, окутавшись дымкой из зеленоватого тумана, сделал пару шагов по дорожке. Казалось, что воздух в этом месте протерли тряпкой, как мутное стекло.

— По крайней мере, мы как-то сможем с помощью уважаемого профессора очистить часть парка и найти хоть кого-нибудь, — решил Габриэль, с сожалением выпуская кикимору из рук.

Манефа Ауховна, смутившись, смотрела в сторону, на газон, и тоже смогла добавить пару своих наблюдений:

— Они всё еще выбрасывают пыльцу, так что, пока цветут, очистим мы пространство ненадолго. Пыльца опять начнет расползаться по парку.

Эту неприятную особенность таких красивых на вид цветочков тоже следовало учитывать. Поэтому было принято решение двигаться достаточно быстро и постараться, пока пыльца не начала опять заполнять всё вокруг, выручить всех, кто попал в ловушку цветочных грез.

Они торопливо направились по дороге к зданию дворца, пытаясь уловить хоть какой-то звук или движение, чтобы найти пострадавших. Рорх шел впереди, в прямом смысле раздвигая дымку пыльцы своим туманом. За ним шли остальные, старательно обшаривая взглядом каждый кустик и ища хоть какие-то признаки местонахождения практикантов и строителей.

На пролом в живой изгороди взглядом наткнулся Габриэль и остановил остальных. Совещаться на тему идти туда или следовать предыдущим маршрутом не пришлось. Из пролома раздавалось шуршание и какое-то бормотание или мычание. Значит, поблизости кто-то находился и нуждался в помощи.

Пролом был небольшой. В него сначала пролез Рорх, за ним Мария Спиридоновна, потом Манефа и последним Габриэль. Марья во все глаза смотрела на открывшуюся странную картину. Кикиморе даже пришлось подтолкнуть ее в спину, чтобы она освободила проход.

На небольшой рукотворной полянке со входом из глубины парка, окруженной всё той же живой изгородью, на тумбе, приготовленной, видимо, под какое-то парковое украшение или скульптуру, стояла, вытянувшись во весь свой небольшой рост, кудрявая рыжая гномка. Глаза ее были закрыты, а руки плавно вздымались и опускались, повинуясь одному лишь ей слышному ритму. Голова тоже слегка покачивалась, кудряшки пружинками вздрагивали от движения, а губы тихонько шевелились. Шуршание происходило от растений, они то начинали тянуться к природнице, то закручивались в спирали, то ползли по траве, напоминая зеленых змей. А заклинательница этих змей Грета стояла и, размахивая руками, что-то мычала себе под нос.

— На них влияет ее магия. — Манефа Ауховна понимала, что девушка находится под воздействием пыльцы, но всё равно переживала за растения, которые закручивались в узлы и спирали, теряя листья и лепестки цветов. — Только не пойму, для чего всё это. Что ей видится?

— Она дирижирует, — первым догадался Габриэль. — Видимо, девушка очень любит музыку. Может, в детстве хотела быть музыкантом или дирижером. А ее магия влияет на растения, заставляя их двигаться как бы в танце.

— Может быть, — согласилась с ним Манефа. — Она часто пытается напевать, когда работает, но цветам это не нравится. У растений листья сворачиваются и бутоны закрываются. Голоса у нее нет, а слух такой, словно ей в детстве уши тисками прижали и рядом еще скалу бурили часа два. Вон как цветы мучаются! Марк Радимирович, сделайте что-нибудь! Растения же не виноваты, они-то за что страдают?