Комендант Транссиба

— Ясно, комэск, — Львова спрыгнула со стола. — Ну, я побежала?

— Давай, Таня, ступай. Это наш мощный шанс, понимаешь? И сразу думай, кого к ним с ответным визитом посылать, поняла? Ну, всё, до вечера, Танюша. Отличную новость ты принесла. Молодец. С меня чай вечером.

— Эх, Руслан Калиныч, чаёк у меня и у самой есть, — Львова загадочно улыбнулась и ушла.

Набоков не обратил внимания на последние слова главы контрразведки и задумался. У конвоя появился неплохой шанс заручиться поддержкой степняков. А это просто шикарно. Сейчас надо думать, как заключить с ними прочный, надёжный союз. Тогда о проблеме Омска можно будет не беспокоиться.

«Владивосток, Владивосток, Владивосток! На маяке твоём не гаснет огонёк!»

— Ничего себе! — засмеялся Набоков, увидев выходящего из оранжевого «Фантомаса» Ложкина. — Ты чего примчался?

Президент Евразии спрыгнул на грязный снег, весело огляделся, потянулся, подошёл к коменданту конвоя и обнял того.

— Дело есть, — шепнул Ложкин на ухо. Отстранился, глубоко вздохнул и засмеялся: — Ты смотри, у нас всё растаяло уже, а здесь снега лежат.

— Сибирь, однако, — Набоков оглянулся. Возле прибывшего «Фантомаса» началась обычная в таких случаях суета. Народ прибежал послушать новости, кто-то получил письма, с крыши вагона ремонтники снимали навьюченные там тюки в промасленной ткани, внутри которых что-то гремело и лязгало, тыловик разбирался с командиром лёгкого бронепоезда, укоряя в чём-то. На начальников внимания не обращали.

— Пойдём ко мне, — Набоков дёрнул Ложкина за рукав кожаной куртки с меховым воротником. — Есть хочешь с дороги, наверно? Кстати, баня сегодня. Попаришься или в душ?

— В душе ополоснусь, — Ложкин хлюпнул носом. — Прохватило южного человека в вашей Сибири. Можно было бы и попариться, но некогда.

Президент Евразии родился в Кисловодске, и хотя лет тридцать провёл в суровых холодных краях, привыкнуть к прохладному климату так и не смог.

Угощение на кухне готовили на скорую руку, поскольку ужин уже закончился. Ароматный луковый салат, горячие, только с плиты чернушинские котлеты с солёными грибами и пахнущий смородиной квас на ржаном хлебе.

— Ты, Калиныч, всё-таки хитрый, — Ложкин ловил вилкой на тарелке скользкий рыжик. — Лучших поваров с собой увёз. Как народ-то, на еду не жалуется?

— Наоборот, — Набоков попивал шипучий квас, пузырьки шибали в нос и он морщился. — Жалуются, что сидят много. И лежат. Так вот. Неделю здесь стоим, так гимнастикой занялись. Кто-то местным помогает, к посевной готовиться, за скотиной там поухаживать. Да, кстати, раненые наши как?

— С ними нормально, — Ложкин ковырнул вилкой и корочкой ржаного хлеба кусок котлеты. — Я думаю, почему так вкусно! Там яйца рубленые! Это получается пирожки из мяса, а начинка яйца с луком. Здорово придумали. Рецепт у повара вашего возьму. А раненые в госпиталях. Когда уезжал, никто вроде не умер, хотя тяжёлые есть. Ну ладно, сейчас доем, только не отвлекай меня разговором, квасу попью и поговорим о деле.

Набоков подошёл к окну, и приспустив форточку, закурил. Темнело. Между составами иногда пробегали по своим делам стрелки, артиллеристы, техники. Где-то послышалось лошадиное ржание. В окнах поездов горел свет, люди ещё не спали. Играли в карты, шахматы, домино, читали письма из дома, сами писали послания своим близким. Набоков услыхал натужное трубное гудение и вспомнил, что в Екатеринбурге, в местной консерватории взяли с собой духовые инструменты. «Валторна, корнет — а-пистон», — усмехнулся комендант. Кто-то пробовал играть. Обычный вечер. Набоков взглянул на часы, половина десятого, смена караулов. И тут же до него донёсся шум мотора. Вездеходы повезли патрульных на посты.

— Ну, давай поговорим, — услышал он голос Ложкина и обернулся.

— Видишь, Калиныч, в чём дело, — президент Евразии набулькал себе в стакан пузырящийся квас. — Помнишь, мы начали восстанавливать приемо — передающий центр в Перми?

— Конечно, — Набоков выбросил окурок в форточку и присел к столу. — Только смысла я не видел. Связь-то только на ультракоротких волнах сейчас есть.

— Да, да, да, — закачал головой Ложкин. — Всё остальное уходит и на этом заканчивается. То есть, посыл есть, генерация присутствует, а приёма нет. Поскольку инженеры у нас есть, и головой думать могут, и руками колдовать, решили сделать самый мощный радиоприёмник, какой получится. Вот вы как раз уезжали, инженеры пробные запуски делали. И десять дней назад получили первый сигнал на коротких волнах.

— Ну и что дальше? — заинтересовался Набоков. — Сигнал-то от кого? Ведь на них никто не работает. Все знают, что смысла нет.

— Да, конечно, — Ложкин отхлебнул квасу. — В общем, взяли передачу. Из Владивостока. На русском языке. Записали на магнитофон. Переписали на бумагу, я тебе привёз. На, держи.

Он вытащил из нагрудного кармана рубашки сложенный листок и протянул Набокову.