Комендантский год

Да и по тону можно подумать, что это не досадная бытовая травма, а чуть ли не награда. Знак отличия, ага. Исходя из заезженного принципа: шрамы украшают мужчину. Только лично я очень сильно сомневаюсь насчет правдивости этой фразы. Потому что имею сомнительное удовольствие наблюдать себя в зеркале. Позже, когда волосы отрастут, наверное, вид станет вполне приемлемым, но пока что…

– Лучше не трогай.

– М?

– Шов не береди. Он вряд ли разойдется, но береженого, сам знаешь.

Хотя, волосы волосами, а со лба шрам все равно никуда не денется. И челка тут не особо поможет, потому что спускается он под бровь, к самому глазу. Который теперь, наверное, до конца жизни будет казаться прищуренным, от чего нормальный человек наверняка заимел бы вид загадочный и глубокомысленный, а я выгляжу покалеченным придурком.

– Варс.

– Чегось?

– А как тут у вас с пластикой?

– С чем?

– Ну, природу свою правите? Тут подрезать, там нарастить. Для эстетики и косметики.

– Членовредительство подсудно и наказуемо.

– Это когда насильственно. А если по собственному желанию?

– Если желание, то да, тогда сразу к врачу. Чтобы мозги вправил, пока не поздно.

– Да причем тут…

– С чем пришел в мир, с тем и уходишь. Правило такое. Вроде из древних времен вырастает. У вас оно тоже давно должно быть.

– У нас… Ну да, есть. Только болше к моральным категориям относится, а над телом обычно изгаляются, кто во что горазд.

Кажется, на меня посмотрели с сожалением.

– Нет, если губы и грудь качают, конечно, часто форменное преступление получается, согласен. Но если травма, рубцы опять же, разве плохо их подправить и сгладить? И окружающим приятнее, и тебе самому.

– Следы когда путают? Когда убегают. А бегут обычно те, кто трусит.

Намек понял. Только от понимания легче не стало.

Маловероятно, что я в скором времени повстречаюсь с мышкой, но даже год спустя уродливая отметина вряд ли куда-то денется с моей головы. Честно говоря, представлял себе здешнюю бытовуху иначе. Прогресс, наука, технологии опять же. И такая мелочь, как регенерация тканей, должна вообще быть привычным повседневным…

А вот фиг, оказывается.

Всем подряд они занимаются через этот свой контур. Сами себе врачи в девяноста процентах случаев. Когда не могут справиться, да, специалистов вызывают, вроде Миши и Бори, но только для тонкой настройки все тех же, врожденных подручных средств. Вон, хоть того же Васю взять: полная и завидная автономность практически в любой ситуации.

– Я бы лучше убежал.

– От чего?

– От…

А с другой стороны если глянуть? Что мне мешало сидеть и ждать нормального исхода событий? Уже понятно, не тронул бы меня никто, да и тогда опасности не ощущалось. В конце концов, о насильственном уходе из жизни комендантши сами завели разговор, значит, всего и требовалось, что…

Не получилось. И по той же самой причине, которую я осознал только сейчас.

Эгоизм чистейшей воды, ага.

Моё. Не отдам.

– Серьезно, Лерыч?

– Чего?

– Тебя это напрягает?

Ага, как мне, так трогать нельзя, а как ему– можно щелкать пальцами прямо по рубцу?

– Больно, кстати.

– И хорошо. Значит, живой.

Бредовое сочетание, иначе не скажешь. Наполовину возвышенная мораль, наполовину– примитивизм на уровне пещерных предков. Ну да, тычком палки определять, дохлый перед тобой мамонт или только дремлющий. И как они со всем этим уживаются? Видимо, легко и просто, если бороздят космос и почти ни в чем не нуждаются.

– Мне все равно. Правда. Пару дней в зеркало не посмотрю, вообще свою рожу забуду. Но для тех, кто смотрит снаружи…

Для той. Единственной.

Фиг их поймешь, почему они в нас влюбляются. Может, и за красивые глаза тоже, но в этом случае мне теперь ловить нечего.

– Брось, Лерыч. Это все от лукавого.

– Легко говорить, когда сам гладенький, как младенец.

– Я…– Наверное, он хотел возразить, но почему-то осекся. И почему-то от этого мне стало совсем неуютно.

– И всегда будешь таким. Ведь будешь, да?

Жаль, что зрение шалит: часто достаточно посмотреть на чужое лицо, и не надо никаких ответов, ни в стихах, ни в прозе. Потому что слова… Слишком уж они многозначные, ага. Бывает, прячут в себе такие глубины, куда лучше не заглядывать.

– Буду. Хотя и не хочу.

Получил? Ну и? Доволен?

– Не хочешь?

– Желания это ещё не все, Лерыч. Есть много чего другого на свете.

А то я не знаю! Есть ещё, к примеру, противная привычка останавливаться ровно на той грани, за которой находится настоящий смысл сказанного.

– Иногда просто не можешь иначе.

Подтверждаю. С чистой совестью и личным опытом. Знаешь, умеешь, плюсы и минусы рассчитываешь на раз, а все равно: наступает момент, и весь аутотренинг летит псу под хвост.

– Тут такая штука, Лерыч. Когда из передряг невредимым выходишь, честь тебе и хвала, конечно, да только кто это понимает? Ни сучка же, ни задоринки не остается. А вот если вроде и места живого нет, а небо продолжаешь коптить, значит, ввязался в драку, из которой живым выйти не мечтал, но вышел. Как думаешь, что почетнее?

Звучит лестно, не спорю. И даже разумно.

– В этом смысле ты у нас личность заметная. И жених завидный. С приданым, как-никак.

А это-то тут причем?