Комендантский год

- Хочешь знать кто мы такие, дерьмо фашистское? Так слушай… - голос парня звенел. - С тобой говорит Ермаков Геннадий Сергеевич, начальник разведки партизанского соединения товарища Задорожного! Запомни эту фамилию, сука! Именно этот человек прислонит тебя к стенке, выбьет из тебя твои предательские мозги, - партизан опять занес над головой приклад.

- Эй Гена, не дури! - осадил его товарищ. - Хочешь пристрелить - другое дело, а если на базу собрался доставить, то на себе тащить прикажешь?

- Твоя правда, товарищ Кобылин, - паренёк помялся для порядка, опустил приклад. - Повезло тебе сегодня. Эй, господин полицай, ты жив ещё? - партизан опустился на колени и принялся с силой хлестать Вадима по щекам. – Подъём, скотина! Вставать пора, на зарядку становись. Иващенко, Кобылин хватайте его, Сухов тебе баба, ты клювом не щелкай, а то сбежит.

Ржали партизаны оказавшиеся далеко не белыми пушистыми, мычала Алевтина, рот который был заткнут кляпом, земля уплывала из под ног Зорина, сознание брыкалось, его куда-то гнали, пинали по заднице, отвешивали тумаки.

Путь был неблизкий, ориентиры в голове Вадима не задержались. Партизаны волокли добычу в самую чащу, шли не по прямой, а каким-то загогулинами, дважды переправлялись через мелкие речушки, несколько раз делали привалы. Алевтину они милостиво избавили от кляпа, она надрывно кашляла. Рослый, седоватый партизан, по фамилии Кобылин хитро переглянулся с товарищами, затянулся самокруткой с вонючей махоркой и резко выдохнул струю дыма ей в лицо. Женщина очнулась, замотала головой, приступ работы сотряс худое тело. Потешался Сухов - жилистый мужик со шрамом на глазу, хихикал невзрачные неприметный Иващенко, Гена Ермаков – осанистый, молодцеватый парень поедал глазами Зорина, загадочно ухмылялся. Руки Вадима были связаны за спиной - это доставляло ему изрядное неудобство, особенно во время ходьбы, балансировать было нечем, ноги двигались как ходули, он постоянно падал, извивался, чтобы встать, просил перевязать перед собой, но получал в ответ только тычки.

Путь до базы растянулся на час, со всех сторон вздымалось глухая чаща, корни неприхотливой осины заплетались, цеплялись за сапоги, а между гущами растительности имелись почти незаметные тропки. Впереди возник глубокий овраг, раздвинулись заросли хвоща вьющегося по земле, он прикрывал ступени вырытые в склоне. Из под земли вырос человек в маскировочном облачении, на вид типичный леший.

- Всё нормально, Гена? - спросил он. - Кого это вытащите? Ух ты, бабой обзавелись! Славно прошёл разведывательный поиск, да Гена?

- Это не баба, а брак, - буркнул Ермаков. - К ней даже прикасаться противно.

Алевтина покорно брела со связанными руками, её не били, хотя и не особо упражнялись в галантности. Женщина пришла в себя иногда бросала на Вадима выразительные взгляды.

«А ведь молодцом держится, - уважительно думал Зорин. – Помалкивает, терпит. Другая давно разоралась бы, мол, что вы себе позволяете? Мы проводим секретную операцию. Неужели на наших лицах ничего такого не написано?».

Партизаны были явно не ряженые, не из банды Арсения: звёздочек и красных лент на головных уборах они не носили, но по отдельным репликам выстраивалось у Вадима такое представление.

Узкая тропка привела к оврагу с утопленной падью, лог сгладился, возникла база, скрывающаяся под сенью деревьев с роскошными кронами. Здесь были дощатые бревенчатые постройки, замаскированные сетками, поленница с дровами, баня, немецкая полевая кухня в яме со ступенями. Партизаны прогнали пленников через всю территорию, на них с интересом поглядывали люди, одетые кто во что, подняла голову женщина в платочке, чистившая картошку рядом с кухней, проводила глазами процессию, крепкий пожилой мужчина с окладистой бородой лихо колол берёзовые чурки, он был изрядно в годах, но силы ему ещё хватало. На лавочке, сбитой из горбыля, курил молодой партизан в очках, проблемы со зрением не мешали ему иметь хорошую мускулатуру, но в этот час он её не использовал, задумчиво смотрел как летят щепки.

- Курицын, побойся бога, - заявил Ермаков. - Дед Касьян втрое тебя старше, забери у него топор, пусть отдохнёт человек.

- Предлагал, - ответил очкарик. - Не хочет, говорит, что сам молод и горяч. А я с ним драться из-за топора буду? Так мне же обухом и прилетит. Гиена проходи, не до тебя детка.

Касьян вонзил топор в чурку, вытер рукавом мокрый лоб:

- Кого это ты подобрал?

- Да вот, гуляли господа, - ответил партизан. – Дама с кавалером, так сказать. В общем, что было, то и подобрал, разбираться будем.

- А что на месте не шлёпнули? - осведомился очкарик. - Они нам зачем, солить? Тащат в дом всякое дерьмо, Гена.

Партизан выбросил окурок и поднялся, хрустнув коленными суставами.

- Слышь, дед Касьян, не надоело ещё выделываться? Давай сюда топор.

За спиной скандалили партизаны, смелая женщина управлялась с картошкой, у крыльца дощатой избы возились люди, сгружали с телеги какие-то мешки, слышалась весёлая брань.

- Эй, Ермаков! Кого там опять добыл? - закричал розовощёкий партизан. - Давай их сюда, нам нужна грубая тягловая сила.