Комендантский патруль

Скрашивая свое одиночество, мы выносим из блока на улицу стол, кладем на него арбуз и бутылку спирта. В двух метрах от обочины, на виду у дороги, устраивается будний походный пикник, где разлитое по стаканам спиртное втекает огнем в пропыленные, сорванные криками глотки. Привычная ко всему, небрежная и халатная наша наглость уже не знает никаких границ. Мы спокойны и даже в глубоком подсознании не гордимся сейчас своей видимой храбростью, никто просто не думает об этом, расслабленней, чем обычно, занятые только собой, сидим мы в прохладных сумерках вечера. Движимые стены света проходят мимо нас в нестройных и прерывистых рядах проезжающих машин. Они передвигают тени на красных захмелевших лицах, сужают и вытягивают лежащие на столе черные кисти рук. Вскоре кончается спирт.

С протяжным, певучим эхом перестрелок в город вступает ночь.

Мы собираемся по домам. На самом деле выразится так можно только про чеченцев, кто вскоре действительно уезжает домой. Проныр и Рафинад на машине первого возвращаются в РОВД, я и Сквозняк плетемся в ОМОН.

Здесь, среди пропитанного сыростью воздуха, все по-прежнему прикованы к телевизору, где никак не остывает трагедия Беслана.

Цифры раненых и убитых растут поминутно. Велики и непомерны масштабы человеческого горя! Даже мы, видевшие столько жестокости, прошедшие столько суровых испытаний, еще не испытывали такого, еще никогда никому не желали так отомстить. Только одно нужно было нам в эти дни, только об одном мы молили судьбу: любой ценой оказаться там, на штурме, чтобы своими руками убивать. Пусть сложить голову, но только отомстить.

Под утро на Минутке из-под самого носа у армейцев взлетает «сигналка». Ее тонкий, нарастающий свист сворачивается под грохотом пулеметных очередей, что упорно отсылает в темноту их недосыпающий блокпост. Закутавшись с головой в одеяла, заткнув подушкой уши, мы в сердцах материм и проклятую «сигналку», и устроивших какофонию армейцев. Командир, ворочая скулами, зло говорит в сторону последних:

— Поспать, вурдалаки, не дадут!.. — Он поворачивается на бок, косится в нашу сторону и негромко добавляет: — Всю кровь уже мою выпили…

Последняя фраза поровну обращена как к нам, так и к воякам.

Утром весь состав нашего блокпоста собирается на дороге. Мы торопимся с возвращением в родной отдел.

При подходе к воротам, увидев, кто именно там стоит, я начинаю негромко смеяться. Это нервы. Всех возвращающихся уже ждут с распростертыми объятиями. Сложив на животе руки, нервно и чересчур возбужденно (видать, получил очередной нагоняй от Тайда) у бетонных стен мельтешит Рэгс. Чуть в стороне от начальника пыхтит о чем-то своем Великий и Ужасный Рамзес Безобразный.

Оба, завидев наряд, спешат в нашу сторону. Добрый, давно уставший таскаться по зачисткам и блокпостам Сквозняк, хлопнув по-детски глазами, вздыхает и опускает плечи:

— Ну, вот, проскочить не получилось…

Начальники вырастают перед нами черной тенью грядущих несчастий. Глядя в сторону окаменевшими бесстыжими глазами, держа руку с грязным кукишем в кармане, хрипло матерится Рамзес. Сквозь поток однообразных, повторяющихся ругательств мы узнаем, что нас вновь некому менять на блоке, а в отделе уже какие сутки по счету никто не спит. Не спят даже они, Рэгс с Безобразным. Бдят от зари до зари. Вдохновленный речью последнего, Рэгс подобострастно поддакивает своему подчиненному:

— Вот-вот! Мы даже не едим какой день подряд! Нам уже и самим стыдно вам в глаза смотреть!

С нелюдимой отрешенностью, молча и хмуро, мы смотрим под ноги, испытывая только одно: желание ударить обоих прикладом в лицо.

Так и не посмотрев нам в глаза, так и не извинившись, один и второй направляют нас до вечера на блокпост, после которого всех будут рады увидеть в ночном патруле.

Но неожиданную, немилосердную поправку вносит проходящий мимо Тайд. Пронося мимо нас свой колючий, тяжелый с похмелья взгляд, он огрызается куда-то в сторону:

— Какой им еще патруль?! Стоять на 26-м без смены до 15-го числа!

Неизбежность властвует над всем… Сославшись на завтрак, я отхожу от командиров и, дабы, угождая всем троим, не разорваться, ложусь в кубрике спать. Через пять минут на нижнем ярусе кровати ложится Сквозняк.

В убогой, доставшейся нам доле, окунув себя в несбыточные мечты, мы радостно представляем, как Рэгс посменно меняет на 26-м блокпосту Тайда и наоборот. А мы, приезжая с беспощадной проверкой, объявляем им выговоры за то, что те косят от службы, спят внутри блока, не выходят на дорогу и не торопятся к приближению мира на чеченской земле.

Решением руководства республики в городе до 15-го числа введены ночные комендантские патрули.

На вечернем разводе, всегда болезненно энергичный и бестолково деятельный, перед строем проносится Рэгс. В быстром своем полете, на ходу, он назначает группы из пяти-шести человек нести по Грозному ночную службу. Группа Плюса, по доставшемуся ей невеселому жребию, попадает на самый опасный 56-й участок, на практически нелюдимый край города. Плюс громко интересуется у Рэгса:

— Вы нас туда на убой посылаете?