Комендантский патруль

Рамзес за короткое время своего бездумного правления успел договориться с администрацией района о судьбе рынка, как не отвечающего санитарным требованиям, стихийно здесь возникшего и вообще полностью незаконного. На самом же деле вся беда этих стариков, женщин и детей, промышляющих на скудный кусок своей послевоенной жизни торговлей у лотка, заключается в том, что они никак не желают приобрести в администрации района необходимые документы, которые некоторым даже не по карману. Дикие цены и дни бестолковых мытарств стоят за этими разрешениями на торговлю. Но не меньший грех чеченцев заключается в том, что они до сих пор не пришли изъявить покорность новому баю районного ОВД Рамзесу Безобразному.

Конечно, если смотреть со стороны порядка и закона, рынок давно нужно ликвидировать. Но с человеческой стороны все же можно пойти на компромисс и оставить людей в покое.

До самого обеда по всему рынку курят, плюются, перекидывают с плеча на плечо оружие русские и чеченские милиционеры. Всем глубоко плевать на распоряжение Рамзеса, и мы сквозь пальцы смотрим на выкладывающих свой товар людей. Прошли первые часы их буйного негодования, возмущения и удивления, прошли минуты их короткого и жалкого похода в администрацию, что приткнута здесь совсем рядом, у стен нашего отдела. Трусливые ее работники, оправдываясь и перекладывая с себя на милицию всю вину, виновато обещали рассмотреть их жалобу и наконец-то узаконить деятельность рынка, не преминув указать, что для этого надо сначала заплатить кучу разных налогов.

В 14.00 подъезжает запоздавший на полдня бульдозер и на самом краю сносит три самых бесхозных и грязных лотка. Вековая пыль медленно оседает над гнилыми обломками иссохших досок.

С обеда и до самого вечера я сплю. Результатов работы сегодня никаких, и я иду на крайние меры. За полчаса до построения составляю два административных протокола на шляющегося в углу комнаты Магомеда. Сегодня он не там перешел проезжую часть, а кроме того, жил без прописки в Грозном уже больше года. Магомед покорно расписывается под своим приговором и тут же растворяется в прокисшем воздухе каморки, как никогда не существовавшая на земле личность. Я показываю протоколы начальству, а потом сжигаю их на заднем дворе.

В Ленинском районе города обнаружен схрон из 12 килограммов пластида, 8 автоматов Калашникова и 15 «ВОГ-17».

Из города, закончив срок своей службы, ушли биробиджанский ОМОН 26-го блокпоста и приморский СОМ 31-го блокпоста. Оба блока остались оголены.

11 июня 2004 года. Пятница

Вялые, ленивые от тишины сонного кубрика, в порядке постоянной очередности друг за другом поднимаются Сквозняк, Ара и Опер. Я всегда просыпаюсь первым, так как не в силах начать день на голодный желудок, и бужу Сквозняка громыханием в кастрюле металлической ложки. Старый Сквозняк долго пыхтит и фыркает у самодельного умывальника в углу комнаты, после чего, сидя на кровати, громко сопит и вздыхает. Мы тихо ненавидим в такие минуты старого участкового и напрасно пытаемся спрятать головы под подушку. От его всплесков и пыхтения просыпается Ара, который первым делом проверяет наличие у себя под койкой автомата, а под подушкой пистолета. Проснувшийся Ара садится на кровати, трет глаза, недолго тыкается перед умывальником и, схватив автомат, убегает в свой кабинет. После, за две-три минуты до построения, со второго яруса своей кровати с мрачным лицом прыгает Опер, что успевает фантастически быстро одеться и выскочить во двор, перед самым выходом к строю Тайда.

На построении Рэгс назначает меня, двух пэпсов и экипаж ГАИ на 26-й блокпост. Но тут в озеро моей судьбы бросает свой камень Рамзес Безобразный. Он перехватывает меня уже за воротами и садит в свою белую, напрочь убитую бестолковым ездоком «девятку»:

— Ты на блок не торопись. Там уже и так ППС и ГАИ. Справятся. Надо нам по делам быстренько съездить.

«Быстренько» у Безобразного не имеет определенного срока своего окончания. Непонятно куда и зачем мы ездим по району, то и дело останавливаемся перед ларьками и киосками, куда Рамзес с важным начальственным видом, что уже успел приобрести за какие-то дни работы на новой должности, сует жирное, дряблое свое тело. Там мой начальник о чем-то договаривается…

На мое удивление, местное население, беседуя с человеком в милицейской форме, редко спрашивают его, откуда он, кто такой, какую должность занимает, и почти никогда не просит показать служебное удостоверение, которого у Рамзеса нет.

Участь моя незавидна. В жаркой, душной машине с тонированными стеклами закрыты все окна. Рамзес, хоть и не показывает этого, но боится до смерти, и запретил мне опускать стекло. Жара — это полбеды. До самого обеда Безобразный «дает газу» и отрыгивает рядом со мной, грязно материт неких варваров, что без его ведома разобрали целый комплекс зданий на проспекте Ленина. Несмотря на страшный запрет, я опускаю окошко, мотивируя это тем, что так удобнее стрелять по боевикам.