Комэск

– Аэродром там и правда для истребителей. Но унтер мне по секрету сказал (Гаврилов засмеялся), что сегодня к ним транспортный самолет должен прилететь, а под вечер уйдет обратно. Точное время он не знал. «Мессеров» там немного, всего две пары базируются. Аэродром только развернули, поэтому охраны немного, взвод, но рядом штаб пехотной дивизии, при нем рота охраны. Сегодня же вечером для усиления охраны прибудут еще два взвода при трех броневиках. В общем, если все так, то повезло нам сказочно. Когда охрану усилят, шансов пробраться к транспортнику незаметно почти не будет, а сейчас шанс есть. И расположен аэродром где-то здесь.

Северов достал карту и показал всем предстоящий маневр. Затем рядовой Гильмуллин залез на дерево и осмотрел окрестности.

– Не соврал немец, – удовлетворенно сказал он, слезши с дерева. – Я пару самолетов садящихся видел.

И показал, в каком направлении он их видел.

Подобраться удалось к самому летному полю, только ползти пришлось довольно долго и аккуратно. По темноте это было бы сделать гораздо проще, но тогда «тетушка Ю» улетит и вся затея лишится смысла.

Столь любимой немцами вышки с пулеметом еще не было, то ли не успели построить, то ли и не собирались. Подобраться удалось довольно близко, но у самолета все время кто-то суетился, таскали и забрасывали внутрь какие-то тюки, размещали их, ждали, пока принесут новую партию. Носили несколько солдат почему-то на руках, у КПП стояла машина, но ее не использовали. Наконец экипаж запустил двигатели, носильщики ушли, остались только члены экипажа, люк был открыт, около него возился с последним тюком один человек, скорее всего бортмеханик. В это время около КПП десяток немцев принялись играть в футбол и делали это очень азартно, вопили, махали руками, весело смеялись. Часовые на эту игру постоянно отвлекались, так что перемещение маленького отряда еще ближе, почти к самому самолету, они не заметили. Наконец, последний тюк был заброшен в «Юнкерс», немец тоже залез в него, но закрыть люк не успел, заскочил Гильмуллин, за ним следом Мальцев и Северов. Татарин полоснул по горлу бортмеханика, втроем они быстро скрутили немецких пилотов. Одному из часовых солнце било прямо в глаза, от второго люк был загорожен крылом самолета, так что быстрое проникновение остальных пограничников никто не заметил. Северов пробрался в кабину и стал разбираться с управлением. Вообще «Юнкерс-52» не очень замысловатая в управлении машина, только Олегу не приходилось водить транспортные самолеты. Но ничего, разобрался, увеличил обороты моторов и спокойно порулил на взлет. Некоторая суматоха поднялась, когда самолет уже оторвался от полосы.

Северов шел, низко прижимаясь к земле. Если на них сумеют навести истребители, шансов спастись не будет. Пограничники напряженно всматривались в иллюминаторы, по их словам, в стороне прошла пара истребителей, но транспортник они не заметили. Перед линией фронта Северов поднялся выше и нырнул в солидные кучевые облака. Болтанка была приличной, но линию фронта они пересекли! Теперь нужно не попасться своим, вот будет обидно, если собьют свои же.

Родной аэродром Северову удалось найти уже в сумерках, и он с ходу пошел на посадку, включив посадочные огни. Не хватало еще, чтобы орлы Булочкина расстреляли их из зениток, приняв за вражеский десант.

Наконец «тетушка Ю» остановилась, Олег выключил двигатели, погранцы открыли дверь.

– Сдавайтесь, гады! Отлетались! – заорал знакомый голос.

– А за пивком не сбегать? – поинтересовался Северов, растолкав погранцов в двери. – Чего орешь, Паша? Принимай лучше трофейный аппарат. И Ногтева позови, тут для него пара клиентов нарисовалась!

– Командир? – удивленно пробормотал Шпунтик и через секунду заорал еще громче, чем раньше: – Командир вернулся!!

Вскоре возле самолета были все: Ларионов, Булочкин с Авериным, Винтик и Шпунтик, довольный, как слон, Михалыч, Леша Бабочкин и другие летчики третьей эскадрильи со своими механиками. Миша Ногтев и пограничники увели немецких пилотов.

Напряжение понемногу отпускало, Олега обнимали, хлопали по плечу и по спине. А Северов неожиданно почувствовал себя счастливым. Он говорил себе, что идет война, что впереди еще много потерь и лишений, но потом понял, что много лет в прошлой жизни отказывал себе в небольших радостях. После потери родителей, оставшись один, теряя боевых друзей, он выработал в себе своеобразную защитную реакцию. Это была просто реакция на боль потерь. Хватит, все! Отказывая себе в ощущении счастья от близости своих друзей, он вредит только себе. Да, он может их потерять в любой момент, но от этого они не должны стать ему менее дороги.

Глава 5