Не буду особенно рассказывать, что в следующую поездку в мае в качестве подарка ко дню рождения я вытащила с собой в Ленинград не только Верочку, но Ираиду с Мишенькой, а останавливались мы всем этим табором у комбрига Николаева Сергея Николаевича, который не очень сильно изменился, хотя широкие лампасы меняют многих. На последнее наше с Ярцевым свидание я пришла с его маленьким белобрысым тёзкой, с которым его радостно познакомила, после чего большой Миша как-то очень спешно куда-то засобирался и демонстративно обиделся (с чего вдруг, словно я ему чего-то обещала или врала). А мы с маленьким Мишкой поехали на Петроградскую в гости к Евграфычу, который от радости не знал, куда меня усадить и как не раздавить в своих объятиях. Назавтра все вместе съездили на могилу нашей мамочки и Васеньки, где их похоронили вместе и Верочка почему-то уверена, что и её ручку в той же могиле, в чём я сильно сомневаюсь, но чего уж. Из тех, кого мы ещё навестили в Ленинграде, вернее в Мартышкино, неподалёку от Ораниенбаума, конечно, был Митрич, наш бессменный старшина, который и теперь старшинствовал только уже в центре подготовки подводных пловцов-диверсантов Балтфлота, которые хоть и относятся к флоту, но подчиняются Главразведупру, что и позволило сухопутному старшине тут оказаться. Из наших дворовых знакомых мы никого не нашли, оказавшиеся на месте едва знакомые женщины из окрестных домов только плечами пожимали на наши вопросы.
Возможно у вас возникал вопрос, почему я не пыталась за всё это время ни разу поискать моих детских дворовых приятелей? И хоть я неизменно считаю себя ленинградкой, но после того, как я увезла из больницы Верочку и узнала о судьбе мамы с братиком, я словно отрезала для себя прошлое. Собственно, и меня никто из детства не особенно искал, а случайно ни с кем не пересекалась. Почему-то как подтверждение моей правоты для меня стала реакция бабы-Веры. О рождении у меня сына Верочка радостно написала бабушке с дедушкой, когда я ещё в родильном доме была. В ответ пришло возмущённое и негодующее письмо, что я такая-сякая и не известила их о своём замужестве, в ответ написала уже я, что никакого мужа нет и не было, а ребёнка родила одна и не жалею. Вот после этого письма с Белозерья не было больше ни одной весточки. Мы первое время писали, вернее, писала Верочка, но потом перестали. Уже после смерти бабушки в начале сорок девятого года к нам приехала моя двоюродная сестра Настя - дочка маминой сестры и рассказала без тени осуждения, что бабушка, как оказалось, предала меня полной обструкции, за то, что я семью опозорила, то есть, мало того, что одна стала калекой никому не нужной обузой (это про Верочку), так ещё и другая гулящая (это уже про меня) дитя в подоле принесла, и она не собирается на семью такое ярмо вешать и наши грехи оплачивать. Вот любопытно, когда это я или Верочка у неё что-либо просили? В общем, выслушали мы от Насти эти новости, само собой при этом Ираида и Маша присутствовали, и восхитились, как оказалось, они там порешали, подумали и решили, что мы оказывается остались должны Медведевым и поэтому обязаны помочь Насте устроиться в Москве, так как в деревне у неё жизнь не складывается. Но на эти волшебные выверты сознания Ираида наложила жёсткое "Вето", то есть вежливо и мгновенно Насте показали направление на выход и пожелание больше в поле зрения не появляться. В принципе для Ираиды сделать пару звонков и помочь девочке устроиться не составило бы проблемы, но тут было предательство, иначе я ситуацию не рассматривала и для меня родственники с этой стороны больше не существовали. Извините, с христианским всепрощением и подставлением другой щеки - это не ко мне... К этому предательству родных, как я потом поняла словно присоединилось моё желание отгородиться от плохих воспоминаний связанных с гибелью мамочки и братика, в общем, я окончательно отрезала для себя всё довоенное время. Приятели из моего детства, если бы мы пересеклись позже может и стали бы настоящими друзьями, а так они не вышли из ранга приятелей детства, когда отношения и выбор определяется за нас обстоятельствами близкого проживания, а не осознанного выбора, как у меня было с Машей. Даже Митрич и Панкратов для меня гораздо ближе и дороже, чем мои бывшие одноклассники. А Смирновы сумели стать нам с Верочкой и Мишкой новой семьёй...