Кометы Оорта

Хорошим было то, что Пятую фазу от Шестой отделяло только четыре недели, а Шестая фаза окончится тем, что Деккер на самом деле отправится укрощать кометы для Марса — в том случае, если его отметки поднимутся на полагающуюся им высоту. Этому марсианин и посвятил все свое время.

Упрощало ему учебу то, что во время Пятой фазы он действительно видел, как происходит озеленение Марса. Каждый рабочий пульт в учебном центре был снабжен своими собственными моделями, точнее двумя их наборами. Если студент выбирал один из них, на дисплее перед ним возникала поверхность Марса. Если он выбирал другой, то видел бункер, такой же, как на Со-Марс станциях, но гораздо меньших размеров; он не показывал ничего, кроме региона вокруг тянущегося сегмента орбиты Марса. Остальная часть Солнечной системы в данном случае значения не имела. Если не считать какого-нибудь корабля поблизости, контролеры на орбите заботились лишь о Марсе, его лунах и трех орбитальных станциях… и цепочек неспешно ползущих точек, обозначающих кометы — теперь все они были отмечены желтым. Теперь задачей орбитальных станций становилось контролировать последний участок их пути до приземления на Марс.

Инструктором Пятой фазы оказался марсианин по имени Мерик Чопфард.

— Чоп-хард, — произнес Деккер, в первый раз обращаясь к преподавателю.

Но тот довольно дружелюбно исправил его:

— Чоп-фард, — сказал он.

Однако, как бы он ни произносил свое имя, Деккер был рад ему. Чопфард был единственным, сколько помнил Деккер, марсианином, занимавшим сколь бы то ни было серьезный пост в предприятии, посвященном возрождению Марса. Ну довольно серьезный — сколько власти может быть у преподавателя? По крайней мере, это доказывало, что марсиан не всегда ограничивали самым низким уровнем этого кланового учреждения, где главенствовали земляне.

На первом же занятии Чопфард начал с распределения рабочих пультов.

— Выбирайте любой. Просто садитесь и ознакомьтесь с приборами контроля.

Особой конкуренции в выборе мест не было: Курс сократился до всего лишь двадцати одного выжившего, и оставшихся едва хватило на то, чтобы занять половину имеющегося пространства.

Требующей наибольшей концентрации частью работы стала показанная на модели орбита: именно там формировалась окончательная траектория подхода кометы к поверхности планеты, и производились работы по разделению гигантской кометы на управляемые куски.

Впрочем, Деккера это не особенно увлекало. Когда позволяло время, он наслаждался, переключая дисплей с экрана поступающих данных на экран с панорамой поверхности планеты. Вид был просто восхитительный. Орбитальные станции Марса располагались на пятичасовой орбите, кружа к планете даже ближе, чем две небольшие луны. И на экране Деккеру был виден медленно проплывающий под ним марсианский ландшафт. Он без особого труда мог распознать географические особенности, вне зависимости от того, что происходило в данный момент на поверхности — день или ночь. Работу сенсоров станции не ограничивало наличие или отсутствие видимого света. Деккеру даже удавалось разглядеть местоположение отдельных демов, хотя при грубом разрешении экранов модели едва ли можно было различить крохотные строения. У Деккера даже перехватило дыхание, когда из-за горизонта к нему медленно поплыла панорама горы, на склоне которой располагался Сагдаев.

И он видел, как на самом деле происходит приземление комет. Ну, не действительно «на самом деле». Как и все в учебном центре, это были или модели, или записи последовательности событий, которые уже имели место, но менее увлекательными от этого они не становились. На одном из занятий ему посчастливилось увидеть два, одно за другим, таких приземления: одно произошло точно на линии восхода, другое — на расстоянии восьмисот километров и полчаса спустя. Он видел, как облаками из пяти десятков точек поднимаются кипящие газы, испускаемые при приземлении каждым из фрагментов.

Облака газов напоминали вырастающие в небо грибы… и с изумлением Деккер вдруг осознал, что они не рассеиваются сразу. У него не было больше Вен Купферфельд, но взамен нее появилось нечто гораздо более важное: Марс стал возвращаться к жизни.

Когда он тем вечером вернулся домой, его ожидали два сообщения. Сначала он проиграл то, что пришло по времени первым. К глубокому его удивлению оно оказалось от его старого соученика из Найроби, Уолтера Нгемба.

Странно, думал Деккер, что Нгемба послал ему заранее записанное сообщение вместо того, чтобы просто позвонить. Из-за разницы во времени? И уж конечно же, не для того, чтобы сэкономить на стоимости двустороннего разговора. Когда изображение кенийца вспыхнуло на экране, Деккеру показалось, что Уолтер совсем не изменился — та же хорошо сидящая, отглаженная рубашка, те же старательно расчесанные волосы, та же открытая улыбка, — но когда Уолтер заговорил, улыбка погасла.