За окном сгущались сумерки. В них таяли похожие друг на друга приземистые, похожие на русские печи церкви с плоскими звонницами, выставленными вперед, будто пытающиеся остановить кого-то ладони.
– Приехали, – сказал Лекса.
“Лиззи” остановилась возле бывшего купеческого особняка. Во дворе горел костер, у ворот стояли часовые. Бойцы, несмотря на щетину, выглядели трезвыми и грозными. Разве только погон на плечах у них не было. Красные ленты носили далеко не все.
– Удачи, товарищ комиссар, – сказал Прохор будто бы с сомнением. Саша улыбнулась ему.
– Командир вас ожидает. Ну, по крайней мере, должен ожидать, – сказал Лекса, пряча глаза. Саше показалась, что сама она нравится ему чуть больше, чем в начале поездки, а данное ему поручение – чуть меньше. Ничего, не всегда нам нравится то, что мы должны делать, сказала Саша мысленно скорее себе, чем рыжему детине. Вдохнула, выдохнула. Толкнула массивную дубовую дверь, чтоб встретить лицом к лицу живую легенду и надежду революции.
Глава 8
Полковой комиссар Александра Гинзбург
Октябрь 1918 года
Саша переступила порог – и едва не выскочила обратно за дверь. На коленях коренастого мужчины сидела девица в расстегнутой на груди блузке. Девица заливисто смеялась. Из граммофона доносился пошлый романс со скверного качества пластинки. Мужчина поднял глаза и глянул на Сашу без особого интереса, будто видел ее каждый день.
– А, комиссар, – сказал Князев. – Чего застыла на пороге? Входи, раз уж приехала.
– Мы могли бы поговорить завтра, раз вы теперь… отдыхаете, – растерялась Саша.
Князев усмехнулся. Мягко столкнул девицу с колен, шлепнул по заду.
– Ладно, ступай, девонька. Видишь, ты смущаешь комиссара.
Девица хихикнула и побежала к двери в глубине комнаты. Князев проводил ее взглядом. Снова глянул на Сашу.
– Садись, комиссар, – и кивнул на массивный дубовый стул по другую сторону стола.
Это не было приглашением, это было приказом. Выполнить приказ означало с порога принять его правила игры. Однако и оставаться на ногах было бы глупо.
Саша прошла мимо указанного ей стула. Обошла стол. Подошла к Князеву. Протянула ему руку.
– Моя имя Александра Гинзбург.
Князев не встал, даже не изменил своей вальяжной позы. Однако протянутую ему руку пожал, и пожал крепко. Несколько крепче, чем это принято.
– Мое имя тебе известно, Александра Гинзбург.
Саша снова обошла стол и на этот раз села, куда ей было указано. Облокотилась на стол, уперлась подбородком в сложенные в замок руки, посмотрела на Князева в упор.
Саша догадывалась, что означает такой прием. Сама она иногда просила, чтоб матросы перед допросом избили подследственного. Слегка, чтоб он успел осознать реальность, в которой находится, и ей не приходилось тратить время и силы на донесение до него его ситуации. Князев сейчас делал то же самое с комиссаром, пусть и в своей манере.
– Лекса! – позвал Князев. Рыжий с готовностью просунул голову в дверь. – Дуй на кухню. Ужин принеси товарищу комиссару. И чаю горячего.
– Буудь сделано! – бодро ответил Лекса и прикрыл дверь.
– Зачем ты приехала, Александра Гинзбург? – прямо спросил Князев.
Обманывать этого человека явно не стоило. Говорить недомолвками – тем более. Правда, при всей ее опасности, осталась единственным возможным решением.
– Я приехала решить вопрос о возобновлении снабжения пятьдесят первого полка.
– Будешь судить, довольно ль я хорош для Советской власти? – усмехнулся Князев.
– Не так. Достаточно ли Советская власть хороша для тебя, Федор Князев.
С минуту они, отставив условности, разглядывали друг друга. Князев выглядел так, как Саша и ожидала. Голубые, навыкате, глаза, мясистый нос, румяные щеки, самые простецкие усы с бородой. Рязанская ряха, что называется. И так не вяжущийся с внешностью тяжелый, пристальный взгляд. Саше захотелось проверить, все ли пуговицы застегнуты на ее гимнастерке.
Романс наконец закончился. Игла граммофона уперлась в картонную середину пластинки, наполнив комнату шипением и треском.
– Ты приехала сюда одна, – медленно сказал Князев. – Ты ведь неглупая баба, комиссар. Настолько веришь в себя?
– Я настолько верю в тебя, командир, – ответила Саша, не отводя глаза. – Верю, что ты хочешь продолжить воевать за общее дело народа. За таких же людей, как ты.
Ввалился рыжий Лекса с подносом, принялся неловко накрывать на стол. Саша перевела дыхание и воспользовалась паузой, чтоб окинуть взглядом комнату. Богатая, элегантная даже гостиная купеческого дома явно использовалась в последнее время людьми, не привыкшими к такой обстановке. На полированной столешнице виднелись пятна и круги от стаканов. На табурете в углу – жестяное ведро с колодезной водой. Изящная хрустальная конфетница забита окурками. На столе еще до прихода Лексы стояла тарелка с хлебом и грубо нарезанным салом.
Алкоголя не было. Это несколько неестественно: девка, закусь – а выпивки нет. Князев совсем не пьет? Или, наоборот, запойный?
Перед тем как уйти, Лекса снял иглу с пластинки, и треск прекратился.