Комиссар госбезопасности

Остановились у небольшой мазанки[19], окруженной садом. Мальчишка расплатился с извозчиком, помог слезть Авдею, поддерживая, завел во двор, а оттуда в хату. Там их встретили его родители, мать стал хлопотать над сыном (нога у того посинела и распухла), а отец сокрушенно крякнул: «Незадача». Потом окинул мальчишку взглядом:

– Беспризорник?

– Не, – повертел тот головой. – Ищу работу.

– Ко мне на шаланду пойдешь?

– С радостью, – часто закивал малец.

Так Пашка стал рыбаком.

Семья оказалась греками по фамилии Васалаки и имела шаланду, на которой отец с братом и сыном ловили ставриду, продавая ее на Привозе. До этого Пашка любил порыбачить у себя в Мелитополе, ловя на удочку в местных ставках окуньков и пескарей. Здесь же рыбалка была совсем другая, сетью. Ранним утром шаланда Васалаки в числе других выходила в море, возвращаясь оттуда под вечер.

Вскоре новый работник научился грести на веслах, выметывать и выбирать снасть, управляться с рулем и парусом. Поскольку наступил зимний сезон, уловы были не богаты, но на жизнь рыбакам хватало.

На базаре дары моря шли нарасхват. Зенон, так звали старшего Васалаки, расплачивался с мальчишкой частью улова и кукурузной мукой, все ходившие в Одессе дензнаки стремительно дешевели.

Жить Пашка продолжал с ребятами, которые теперь регулярно варили уху, мамалыгу[20] и запекали в углях ставриду.

– Лафа, – чавкая душистым сочным куском, щурил кошачьи глаза Шкет.

– Угу, – соглашались остальные.

В конце января ударили сильные морозы, а потом за городом неделю гудела канонада и полыхали зарницы у горизонта, подходила Красная Армия. В центре города спешно эвакуировались военные учреждения, с рейда исчезли французские и английские миноносцы, а вечером 7-го февраля в Одессу входила кавалерийская бригада Котовского[21]. Буржуи с интеллигенцией тут же попрятались по домам, простой люд радостно встречал освободителей.

Был в толпе и Пашка с друзьями, радостно швырявшие вверх шапки. Потом он расспрашивал определявшихся на постой бойцов о брате, но никто о нем не слышал. Николай как в воду канул.

Из центра Пашка тут же отправился на Ланжерон, где получил у Васалаки расчет, а утром направился записываться в Красную Армию.

– И на хрена тебе это надо? – почесываясь и зевая в свете чадящей плошки, спросил Марко. – Мне что красные, что белые – один черт.

– А чтоб такие пацаны, как вы, не жили в катакомбах, – чуть подумав, сказал Пашка. Затем пожал всем руки и исчез во мраке.

– Ты того… Если не возьмут, возвращайся! – крикнул вслед Шкет.

Добравшись в центр города, уже расцвеченный красными флагами, парнишка поозирался и подошел к группе бойцов, гревшихся у дымного костра в сквере. У них выяснил, что запись идет на Канатной. Эту улицу он знал, там находились казармы бывшего юнкерского училища, двинул туда.

Часовой на территорию казарм не пустил и кивнул на особняк напротив: «Топай туда, там набирают». Пашка перешёл булыжную мостовую. Над входом в особняк висел плакат: красный боец в буденовке и с винтовкой тыкал вперёд пальцем и слова «Ты записался добровольцем?»

– Это мы враз, – потянул на себя дверную ручку мальчишка.

Очередь, вопреки ожиданиям, внутри была небольшая, человек пятнадцать.

– Кто крайний?

На него удивлённо уставились, а потом один, по виду студент в форменной фуражке и кургузой шинели, сказал: «Я».

– Зря пришел, хлопче, годами не вышел, – пробасил здоровенный дядька в домотканой свитке.

– Тебя не спросил, – огрызнулся Пашка и пристроился сзади. Очередь продвигалась быстро, зачисленные выходили одни с радостными, другие с решительными лицами, держа в руках бумажки.

– Следующий, – вышел студент, пряча свою бумажку в карман.

В кабинете с высоким потолком и широкими окнами за столом сидели двое в перетянутых ремнями гимнастерках, сбоку в красной косынке – девушка, перед ней – пишущая машинка «Ундервуд».

– Ты чего пришел, пацан? – не предлагая сесть, поднял бритую голову на Пашку старший.

– Как чего? Записаться в Красную Армию, – сдернул с головы картуз.

– Тебе сколько лет?

– Четырнадцать, – прибавил себе год Пашка.

– Рано тебе ещё в армию, топай домой и пригласи следующего.

– И ничего не рано, – упрямо выпятил подбородок. – Я уже раньше служил у красных.

– И где ж это ты служил? – недоверчиво хмыкнул второй, с перевязанной рукой и в кубанке.

– В первом, а потом втором полку Пятой Заднепровской дивизии.

– Кем?

– Сначала вторым номером на пулемёте, а потом связным.

После этого оба рассмеялись:

– Ну и здоров же ты врать, парень!

– И ничего я не вру, – обиделся Пашка. – В первом полку у нас был комиссар Трибой, а вторым командовал товарищ Бельский.

– Трибой, говоришь? – переглянулся лысый со вторым, а затем, покрутив ручку, снял трубку стоявшего рядом телефона.

– Алло, барышня, мне восемь-шестнадцать. Петр Иванович? – сказал через минуту. – Здорово, это Смирнов. У нас тут пацан, просится добровольцем, говорит, служил с тобой. Что, подойдешь сам? Добро, ждем, – дал отбой.

– Посиди вон там, у окна, – лысый ткнул пальцем на короткий ряд стульев. – Варя, пригласи следующего.