Комиссар госбезопасности

Освободившись, Турков подошел к Михееву Анатолий Николаевич обратил внимание, что генерал помедлил первым подать руку. Он, конечно, понял, зачем приехали начальник особого отдела и прокурор с автоматчиками, но не подал виду, спокойно сказав:

— Слышал о вашем приезде, малость не застал тогда под Белкой… У вас тоже хватает хлопот… Не пойму только, что за необходимость вам лезть под фашистские танки?

— Получилось так, — ответил Михеев, понимая, что Герасим Федорович ожидает другого, неприятного разговора, и захотел поскорее снять с генерала тяжелый груз. — Голосеевский лес давеча освободили. Особисты, пограничники, командиры штаба фронта одной цепью шли. Фашистов понабили… И вдруг, оказывается, вы неподалеку. Дай, думаю, проведаю.

Зная прямодушный характер Михеева, Герасим Федотович счел его оговорку на случайность приезда моральной поддержкой. Но снова не подал виду.

— Спасибо, что не забыли, — поблагодарил он.

— Ну что вы… Поеду, пора, — протянул руку Михеев и сказал самое главное: — О приказе командарма я доложу генералу Кирпоносу. Еду в Бровары. Уладится. — Михеев не видел, что за его спиной пошел к своей машине прокурор, заметил лишь, как дрогнули веки у генерала и благодарным стало его жесткое рукопожатие. — Да, — вспомнил Михеев, — вам что-нибудь известно о судьбе Ивана Ивановича? Я видел, как подожгли его танк.

— Погиб, считаем.

— В плену он. Это совершенно точно. Видели его в колонне пленных, раненного.

— Неужели?! Жалко. Очень сожалею! Лучший командир бригады был… Он убежит, поверьте, вернется в строй!

— Как говорится, дай бог. Счастливо вам, Герасим Федорович, воюйте на страх врагам! Все уладится, — еще раз успокоил генерала Михеев, уходя.

Турков распрямился, поправил на голове фуражку. И вдруг, поискав глазами ординарца, окликнул его.

— Побрей-ка меня, что ли, — попросил он, ощупывая щетину на подбородке. — Зарос, как арестант… А я нынче вроде именинника.

* * *

В особом отделе Михеева ждал пакет от Белозерского из 5-й армии. Он тут же вскрыл его а стал торопливо читать присланный материал на генерала Артамонова, задерживаясь и просматривая снова отдельные места:

«…Оторвавшись левым флангом дивизии от своего стрелкового корпуса в момент, когда враг еще не вышел к реке Ирпень, комдив Артамонов не принял необходимых и возможных мер к ликвидации разрыва, отдал самовольный приказ сместить полки к плацдарму 5-й армии, предложив командарму Горбаню полк для закрытия образовавшейся бреши (фактически перебросил два полка, второй бездействовал, и, по сути, комдив держал его в резерве для обороны штаба дивизии, а реально — для личной безопасности).

…Пользуясь временным затишьем на левом фланге дивизии, генерал Артамонов скрыл истинное положение, пока оно не было выявлено командованием и предприняты срочные меры для обороны оголенного участка фронта. Однако эти меры оказались запоздалыми и не могли обеспечить надежного заслона врагу, нанесшему удар по данному участку и создавшему угрозу прорыва к правому флангу Киевского укрепрайона.

…Генерал Артамонов на глазах у всех штабистов проявляет трусость и малодушие…»

Бросив бумаги на стол, Михеев вызвал Ярунчикова.

— Прочитай, полюбуйся, — показал он, будто швырнул, рукой на бумаги. — И я-то хорош, уговариваю командование, верю на слово — заменят… Сейчас же пиши постановление на арест Артамонова. Я составлю шифровку Белозерскому для немедленного исполнения ареста. Иначе натворит дел этот перетрусивший генерал.

— А санкция прокурора? — напомнил Ярунчиков.

— Оформляй документы для санкции, я сам этим займусь, — снял телефонную трубку Михеев и позвонил прокурору фронта, попросил его приехать в особый отдел. — В виде исключения, дело очень неотложное, — добавил, смягчая просьбу, Михеев и стал писать шифровку Белозерскому.

Писал он быстро, с нажимом, так что слышно было, как скрипело перо и ширкал по столу манжет гимнастерки. Не закончив шифровку, Михеев вдруг позвонил Кирпоносу:

— Михеев обращается… Извините, надо бы лично, однако обстоятельства… Позже доложу. Скажите, пожалуйста, замена комдиву, о котором говорили, уже есть, назначена?