Комиссар госбезопасности

— Арестованных к машине! — под звук стрельбы выкрикнул Антон и с группой бойцов кинулся на выручку, сообразив, что связной с красноармейцем наскочили на врага.

Так оно и оказалось. Посланный для сопровождения боец выскочил навстречу, возбужденно позвал, указывая рукой:

— Туда давайте! Уложил я его…

— Кого уложил? Где связной? — ухватил за руку повернувшего назад красноармейца Антон.

— Бандита, кого же… Связной ранен, вот тут лежит… давайте сюда.

Где-то далеко слева вспыхнула стрельба — одиночная, частая. Антон повернулся в ту сторону, мгновение послушал и приказал:

— Вынести раненого и убитого! Выходить по проходу к оцеплению!

Сухарь без промедления повел красноармейцев по краю леса к месту утихшей схватки. Но, еще не добежав туда, узнал горькую весть про убитого красноармейца и раненого старшего лейтенанта — пограничника. Пройдя еще немного, он увидел обоих, лежащих на траве, склонился над старшим лейтенантом.

— Трое их было… видать, заметили нас, догадались, открыли огонь… Пришлось уничтожить…

— Куда ранены?

— В живот…

— Быстро за санитарной машиной! — хлопнул по плечу стоявшего рядом бойца Антон, соображая в то же время, остались ли еще парашютисты в лесу и сколько. По его прикидке выходило: одного или двоих не хватало. Надо было проверить.

За машиной, оказалось, уже послали. Санитарный автобус стоял наготове. Он подъехал быстро, в нем уже находился раненый красноармеец-связной. Антон предупредил врача о ранении старшего лейтенанта, а потом уж торопливо отправился к грузовикам, которые привезли сюда пограничников и теперь стояли возле дороги метрах в трехстах от леса. Туда уже доставили арестованных. Их оказалось одиннадцать. С учетом убитых двоих недоставало. Об этом Антон передал по цепи.

Сухарь решил ждать рассвета, чтобы прочесать лес. Но делать этого не пришлось. Еще в темноте к оцеплению выполз раненый диверсант и сообщил об убитом напарнике. Труп нашли в кустах.

Антон подал команду:

— Отбой! Оцеплению собраться возле машин!

С грустным чувством он сел на подножку грузовика, задумчиво уставился на лес. И вдруг увидел на дереве белое пятно парашюта, сообразил, что оставлять парашюты неубранными нельзя. Утром фашисты могут послать самолет-разведчик, догадаются о провале. Да и груз собрать, увезти надо.

Оставив с собой взвод пограничников и машину, Сухарь отправил два грузовика с людьми. Диверсанты сидели в кузовах под надежной охраной.

Их повезли в Прилуки, в особый отдел фронта.

* * *

До первых проблесков зари промыкался Миша Глухов по бесконечному, как показалось ему, полю, продирался сквозь кустарник, снова выходил на открытое место, дважды на четвереньках пересекал крутой овраг с ручьем и остановился, сообразив, что свернул обратно к селу.

Было тепло, но промокшие ноги парнишки зябко чувствовали утреннюю свежесть, и сам он ощущал тревожную неуютность. Как всегда, перед рассветом темнота сгустилась; в беззвездном небе лишь высоко на востоке пробилась матово-серая полоса. Миша заметил ее, оглядевшись и поняв, что уклонился в сторону: село должно быть по правую руку.

Топчась в нерешительности, Миша не мог сообразить, куда идти дальше. Ветряк он, должно быть, прошел, не заметив. А если явился кто-нибудь от Стышко, будет ли ждать до утра? Ведь Сева Бугаенко сообщил, что «встреча назначена через три дня ближе к полуночи у млына за восточным краем села… или там же на следующий день». Миша начал подсчитывать, сколько прошло с тех пор дней. Выходило, впору — сегодня. Но было уже утро… Неожиданно у него появилось желание, пока не взошло солнце, убежать подальше от села, где-нибудь спрятаться, переждать до ночи. А днем оглядеться, отыскать ветряную мельницу — ее издали увидишь.

Тревога за Алексея Кузьмича, подавленная было неожиданным одиночеством и страхом, вдруг ожила в парнишке с такой болью, что по его щекам покатились сиротские горькие слезы. Он не вытирал их, только всхлипывал, прерывисто шмыгал мокрым носом, и вовсе не отчаяние, а какая-то небывалая решительность овладела им, побуждая что-то предпринимать, делать.

Между тем где-то далеко в глубине за горизонтом зримо сходил мрак, растворяясь и предвещая рассвет. И там, на фоне помягчевшего неба, Миша увидел неестественно высоко — на взгорье — черную, похожую на огромную парящую птицу верхушку мельницы. Он ничуть не сомневался в том, что видит тот самый млын, который ему нужен. Глухов бросился бежать, забыв, что на пути овраг с ручьем, кувырком скатился в него, выбрался на противоположный край и засеменил по ухабистому склону холма наверх.

Он подходил к ветряку, мрачному и таинственному, переводя дух и с надеждой вглядываясь в пустое светлеющее пространство: не появится ли кто-нибудь? Но вокруг было тихо и пусто.

Миша обошел вокруг мельницы; задрав голову, оглядел громоздкие ободранные крылья, постоял в раздумье, увидел скособочившуюся на одной петле дощатую дверь, чуть отодвинул ее, чтобы пролезть, и вошел внутрь. Он различил толстые бревенчатые опоры — вертикальные и в перекрестье, сооруженные давным-давно с надежной основательностью.