Комиссар госбезопасности

А на берегу готовили переправу. Кононенко на лодке отправился к противоположному берегу, но не добрался до него с сотню метров, дальше пошла топь, трясина, которую ни на лодке, ни тем более вброд не перейти, и немцы это знали, потому не обращали внимания на непроходимый участок реки.

Генерал Баграмян приказал разобрать плетни, рубить ветки, нести солому и вязать маты… Лишь к вечеру настелили проход через топкий берег реки. Наготове стояли лодки и плотики.

До темноты оставалось не больше часа. Казалось, ничто уже не может остановить переправу. И тут на Лучки двинулись пять вражеских танков, а за ними, как и прежде, хмельные автоматчики.

Собрали считанные патроны и гранаты. Плесцов приказал не открывать огня без команды. Он исподлобья наблюдал за приближающимися танками, не зная, что будет; три связки гранат остановить их не могли. Но надо было стоять: ни вперед, ни назад пути не оставалось. Иначе полягут все.

Иван Михайлович первым дал автоматную очередь. В стороне раздался взрыв, и все увидели, как круто развернулся, задымил танк. Ликовали без слов, отметив удачу дружным залпом.

Вскоре горел и второй танк; тогда остальные три машины повернули в обход обороны. Гитлеровские автоматчики залегли…

А на берегу началась переправа: подоспели спасительные сумерки.

Следя за танками, Плесцов решил, что пришло самое время роте отойти. Пусть танки давят пустые окопы. И, оставив людей для прикрытия, Иван Михайлович занял с ними два окопа, приказав передать по цепи:

— Отходить! К переправе!

* * *

Всю ночь капитан госбезопасности Боженко и семь красноармейцев с Капитонычем впереди посменно несли тяжело раненного Михеева. Не оставлял комиссара и обессиленный Ярунчиков. Прошли немного, километров шесть, когда начало светать. Впереди за леском разглядели село.

— Жданы! — определил Боженко.

— Давайте к стогу, вон к тому, на отшибе, переднюем, — распорядился Ярунчиков.

— Заловят нас тут, шагать надо, — попробовал возразить Боженко. — К реке надо пробираться.

— Идите, — разрешил Ярунчиков, располагаясь у стога. — Капитоныч с красноармейцем пусть останутся, остальным нечего толпиться.

Боженко предлагал другое — идти всем вместе — и сейчас колебался в нерешительности.

— Выполняйте! — поторопил Ярунчиков.

Присев возле Михеева, капитан госбезопасности сказал:

— Пойду к Жданам, организую переправу и вернусь. Нельзя тут дневать.

Анатолий Николаевич приподнялся на локте, посмотрел в сторону села.

— Иди. Наткнетесь на немцев, не давайте взять себя, — предупредил он.

Но не успел Боженко с пограничниками пройти и километра, как увидел позади на поле три вражеских танка. Они давили копны, поджигали стога, расстреливали убегающих. Вспыхнул и одинокий, на отшибе, стог, под которым остался Михеев. Густой дым растекся по убранному полю, и стало невозможно что-либо разглядеть.

— Погибли! Я же говорил… — горестно вырвалось у Боженко.

Укрываясь за кустарником, он кинулся с бойцами обратно.

Впереди возникла перестрелка. Потом все стихло, развеялся дым. Танки куда-то исчезли, только вдалеке маячила реденькая цепь гитлеровцев. Они удалялись, прочесывая местность.

Боженко подбежал к тому месту, где догорал стог, походил вокруг — никого рядом не было. И вдруг из овражка вылез Капитоныч. Он был растерян и не сразу заговорил.

— Пошли в укрытие, пока не заметили нас, — потащил его за руку капитан госбезопасности. — Где Михеев?

— Погиб комиссар… там они, — упавшим голосом сказал Капитоныч, показывая на овраг. — Только вы отошли, смотрим, немцы летят. Мы к оврагу… Танки бы ничего — автоматчики наскочили. Мы — отстреливаться. Смяли они нас… Михеев с Ярунчиковым полегли рядышком…

— Понаблюдай там, наверху, — приказал Боженко одному из красноармейцев, сам спустился вниз, пошел по извилистому дну оврага. Убитых отыскал за бугром. Михеев полулежал, прислонясь спиной к земляной стенке, и казалось, крепко уснул, склонив голову набок. Откинутая рука его зажала маузер.

Ярунчиков лежал рядом, лицом к земле. Боженко перевернул его на спину, увидел кровавое пятно на левой стороне груди, перевел взгляд на Михеева, склонился над ним.

В планшетке комиссара госбезопасности Боженко нашел циркуль, штабную линейку и письмо жене. Письмо он сразу закопал, остальное сунул себе в планшетку. С трудом выпростал маузер, но в нем не было ни одного патрона, и Боженко положил оружие обратно, в окостеневшую ладонь комиссара.

Сверху донесся голос наблюдателя:

— Немцы! Повернули! Назад идут!

Боженко распрямился, постоял мгновение.

— Прощайте, товарищи! Мы отомстим за вас! — сказал он тихо, чувствуя, как подступивший к горлу комок мешает ему говорить. — Мы еще вернемся! Придем, товарищ комиссар госбезопасности!

Спустя много лет…

Из Сенчи в Лучки на машине минут десять езды. Но трое приехавших сюда на новеньком зеленом вездеходе оставили машину, решив пройтись пешком по дороге, на которую не ступали больше тридцати лет. Полковники в отставке Плетнев, Стышко и Грачев с волнением шли по местам былых боев.

Сенча разрослась, целехонький мост сереет через Суду. А вот млына не стало.