Комиссар госбезопасности

Но и в городе было не безопаснее. Враг без конца бомбил привокзальный район, разрушил павильон выставки товаров легкой промышленности, открытой перед самой войной. На площади Адама Мицкевича лежали убитые и раненые. Седовласый, почтенного вида старик стоял возле памятника великому польскому поэту, держа на руках убитую девочку.

Скорбь и отчаяние увидел Дмитрий Дмитриевич в лице пожилого интеллигента. Тот не знал, что ему делать, куда идти. Вражеские самолеты ушли, и на площади снова стали собираться разбежавшиеся от опасности люди. Искали близких, бегали, кричали, протискивались к пострадавшим, чтобы разглядеть — свой или чужой лежит на асфальте. Тут и там плач, стон, крики.

Плетнев узнал, что на площади собрались семьи для эвакуации, ждали машин, но в назначенный час они не пришли. А тут внезапный налет… Дмитрий Дмитриевич очень хотел помочь людям. Надо было хоронить убитых, куда-то определять раненых… Расспросив, где находится горком партии, Плетнев заскочил в кабину грузовика. Но машина не успела отъехать, как из угловой башенки старинного здания по площади стеганула пулеметная очередь. Дмитрий Дмитриевич по слуху определил бой ручного пулемета.

— За машину! — приказал Плетнев оперативной группе, которая и без того уже выскакивала из кузова вместе с задержанными «регулировщиками», а сам шарил глазами по башенке, увидел дрожащий пучок огня, крикнул: — Держать арестованных! Пятеро — за мной!

Люди вокруг бежали, тут и там сталкивались, падали, ползли, снова бросались куда глаза глядят.

— Вперед! — вовсю гремел голос Плетнева. — Шире расходись!

Тяжело дыша, Плетнев обежал дом и остановился у крайнего подъезда.

— Двое но пожарной лестнице на крышу! Проникайте на чердак, не дайте уйти. Соображайте, наверняка он не один.

И сам бросился в подъезд. Двое красноармейцев и чекист — за ним. На одном дыхании проскочили три этажа, остановились на миг, услышав стук бегущих ног, торопливых, — наверх. Бросились следом.

Бухнул выстрел, следом второй. Плетнев махнул рукой своим, давая понять, чтобы держались у стены, заметил тяжело опускающегося на ступени красноармейца — приотстал тот, не успел проскочить площадку. Со вскинутым маузером, не отрывая глаз от верхнего проема, Дмитрий Дмитриевич боком подымался наверх; уловив момент, выстрелил в высунувшегося врага. И по тому, как звонко стукнул о ступени упавший пистолет, Плетнев понял, что попал надежно, рывком метнулся вперед, чтобы преодолеть последний лестничный поворот.

Убитый — пуля попала в лицо — был в гражданском. Второго не оказалось. Но он был… Куда он делся? Чердачная, обитая жестью двустворчатая дверца была прикрыта, но не заперта. Ушел туда? Но почему второй остался?

«На чердаке никуда не денется, от наших не уйдет, — быстро соображал Плетнев. — Надо проверить квартиры».

— Встань сюда за дверь, — указал красноармейцу Дмитрий Дмитриевич, — следи за той квартирой, чтобы не выскочил кто-нибудь. Мы — сюда…

На звонок никто не ответил. Плетнев забарабанил по двери ногой. Снизу донеслись голоса, загромыхали по лестнице сапоги. Плетнев настороженно глянул вниз, и лицо его просветлело: к ним на помощь спешили чекисты.

И еще сильнее Дмитрий Дмитриевич забарабанил по двери. На этот раз щелкнул замок, она открылась.

— Вам кого? — спросил взъерошенный, как спросонья, дядька в очках.

— Кто еще в квартире? — отстранил его Плетнев, входя в прихожую.

— Бачишь, никого нема.

В квартире действительно никого не было.

Дмитрий Дмитриевич решил проникнуть на чердак, предполагая, что двое чекистов, которые полезли по пожарной лестнице, уже находятся там. И едва он откинул двустворчатую дверцу на чердак и наполовину поднялся в лаз, как загремели выстрелы. Дмитрий Дмитриевич шарахнулся в сторону, залег возле брусчатой балки перекрытия, успел сообразить, что стреляли не в него.

Следом за ним поднялись и юркнули за балку еще трое особистов. Вглядываясь в полумрак, Плетнев перебежал к дымоходу и, пригибаясь, пошел дальше, дальше вдоль него.

Снова грохнул выстрел, теперь уже в Плетнева, это он хорошо понял по свисту пули над головой. В мгновение перепрыгнул через дымоход и укрылся за трубой.

И опять выстрел, теперь уже в сторону от Плетнева. И в ту же секунду прыжком Дмитрий Дмитриевич достал раненого врага, крепкие жилистые руки чекиста чуть не свернули его влажную шею и выбили вскинутый пистолет.

— Обыскать чердак! — приказал Плетнев, вставая на ноги. — Не толпиться! К выходу!

Он и сам обошел все углы, проник в башенку, увидел усыпанный стреляными гильзами пол, диски, а ручного пулемета не оказалось.

— Он его сбросил вниз, — подсказал кто-то.

Плетнев с болью оглядел площадь. На ней осталось лежать много людей. Подходить к ним боялись. Лишь в стороне отрешенно блуждали одиночки, словно не находя места, где присесть.

Когда раненого пулеметчика — молодого, лет под тридцать, с большим скуластым лицом, вывели на улицу и стали сопровождать к машине на площади, люди со всех сторон бросились к нему. Как ни пытался Плетнев остановить их — стрелял в воздух, — ничего не помогло. Разъяренная толпа смяла убийцу.