Познакомив Н. Маркина с Е. Д. Поливановым (одним из немногих бывших сотрудников МИДа, пожелавшим сотрудничать с большевиками), И. А. Залкинд сразу обрисовал обстановку:
— Нератов и его приспешники пока еще в бегах. Вместе с Евгением Дмитриевичем я объехал квартиры всех видных чиновников министерства, каждому мы предложили явиться завтра, четвертого ноября, для решающих переговоров. Некоторые выдавали себя за больных, а когда мы настаивали на встрече, они залезали под одеяло прямо в костюме и ботинках. Смешно, право…
— Арестовать их надо, Иван Абрамович, — сказал Маркин. — Ив первую очередь Нератова…
— Решение Об этом уже принято. — Залкинд показал ордер на арест, подписанный М. С. Урицким. — Но ведь дело не только в нем и его подручных. Главное, чтобы основная масса служащих приняла нашу сторону.
— Ну что ж, завтрашний день покажет.
Увы, «решительные переговоры» результата не принесли. Чиновники ответили отказом на все предложения о сотрудничестве. Они лишь «великодушно» согласились охранять министерство и выполнять некоторые текущие дела. Без сомнения, это был сговор.
Ни увещевания, ни угрозы не помогали. Не подействовали и слова Е. Д. Поливанова, напомнившего, что своей забастовкой они обрекают на голодную смерть русских военнопленных в Германии и Австрии, прекратив им высылку денег.
Всем, что происходило в министерстве иностранных дел, постоянно интересовался В. И. Ленин. Он торопил события, требовал скорейшей публикации тайных договоров царского правительства. Это было очень важно для утверждения принципов мирной политики Советской России. С саботажем необходимо было покончить во что бы то ни стало.
По НКИДу был издан приказ об увольнении чиновников, отказавшихся признать новое правительство. «Служащие министерства иностранных дел, которые не явятся на работу до утра 13 ноября, — гласил приказ, — будут считаться уволенными с лишением права на государственную пенсию…»
Вскоре контрреволюционная газета «Новая жизнь» «скорбила» об увольнении тридцати таких чиновников. «Покинул казенную квартиру директор канцелярии министра Б. А. Татищев, — сокрушался «День». — Укладывает свои вещи товарищ министра А. М. Петряев».
Из высших чинов МИДа на сторону революции перешло лишь несколько человек. Новому руководству министерства пришлось опираться на младших служащих и технический персонал. Курьеры, швейцары, работники типографии стали потихоньку выполнять свои несложные обязанности. По просьбе Маркина ВРК направил сюда рабочих Трубочного, Путиловского, Военно-подковочного заводов, пришли и военные специалисты-шифровальщики. МИД как государственное учреждение понемногу начал работать.
Среди тех, кто появился в, те дни в здании № 6 на Дворцовой площади, был и Джон Рид. Он служил в Наркоминделе два месяца — с декабря 1917 года по февраль 1918 года.
Вместе с другими иностранными коммунистами он работал в Бюро интернациональной революционной пропаганды при наркомате. Бюро занималось распространением антивоенной литературы среди солдат Германии и бывших союзников России. Изданные бюро газеты и листовки забрасывались в окопы противника. Эту работу очень высоко ценил В. И. Ленин.
Джон Рид был дружен с И. А. Залкиндом, часто встречался он и с Н. Маркиным, выполнял его поручения. 4 января 1918 года, когда стало известно, что контрреволюционеры готовятся ночью совершить вылазку, Н. Маркин собрал митинг в большом зале. Он вызвал добровольцев для вооруженной защиты наркомата. Одним из первых поднял руку американский коммунист.
Джон Рид в своих очерках описал «изумительные перемены», происшедшие в министерстве иностранных дел:
«Дом № 6 по Дворцовой площади, напротив Зимнего дворца. Когда вы входите, унаследованный от старого режима швейцар в синей ливрее с медными пуговицами и красным воротником берет у вас пальто, шляпу и калоши; он делает это с тою же почтительностью, что и прежде, когда раздевал принцев крови и иностранных послов. Сейчас посетители в большинстве простые рабочие и солдаты, которые именуют швейцара «товарищ» и чувствуют себя здесь очень уверенно…
В кабинете сидит товарищ Залкинд, худощавый, быстрый человек с лицом итальянца и беспорядочной седой шевелюрой. Он в стареньком полувоенном костюме, на ногах — сапоги. Он долго жил в эмиграции… беседуя с вами, улыбается и настроен весьма революционно. За столом напротив сидит товарищ Маркин, его помощник, молчаливый матрос с суровым взглядом.
…В глубине несколько солдат попивают чай из побитого самовара. По стенам торчат крюки; на них висели портреты царских министров. По чьему-то недосмотру остался Горчаков, грудь у него в орденах, на шее крест с бриллиантами. Под Горчаковым висит простенькая репродукция с портрета Бебеля, а на стене напротив прибита открытка, с которой на нас взирает Карл Маркс. Над письменным столом Залкинда гравированное изображение Пекинского конгресса — собрание дипломатов со всех концов мира… Чья-то непочтительная рука начертала на раме: «Шайка контрабандистов…»