Комитет Тициана

— Спасибо. Без ложной скромности скажу: вы абсолютно правы. Здесь мое самое любимое место в мире. Нигде я не чувствую большего счастья, чем в этой комнате. Мне будет жаль ее покидать. Сомневаюсь, чтобы на небесах было нечто подобное, даже если мне посчастливится туда попасть. Кстати, вот и оно. — Дрожащей рукой старик указал на висевшее между окнами полотно, расположенное между фламандским интерьером семнадцатого века и небольшой картиной, о которой навскидку можно было сказать, что это французский пейзаж девятнадцатого столетия.

Абсолютно бесхитростный сюжет. За столом, на котором красовались горы еды и стояло множество бутылок вина и ваза с крупными цветами, восседал человек с крючковатым носом в красно-белом полосатом наряде. Его окружали трое других людей, один из которых был одет на манер монаха. На дальней стене — резное распятие. Руки главного персонажа сложены на животе. Ангелы, как у них нередко водилось, порхали по комнате и трубили в трубы. Абсолютно нормальная сцена повседневной жизни шестнадцатого века. Написана, словно в спешке, грубыми, тяжелыми мазками. Явно набросок какой-то впоследствии законченной картины.

— Ну, Джонатан, давай, это по твоей части. Что ты о нем думаешь?

Аргайл недоуменно смотрел на полотно. Черт побери, какую игру с ним затеяли? Он в смущении помотал головой.

— Ничего не понимаю. — Его спутники с любопытством покосились на него. — Я хотел сказать: не понимаю, как тут можно колебаться. Это полотно, вне всяких сомнений, — набросок к одной из фресок жития святого Антония в Падуе. Не понимаю, какие могут быть сомнения?

— Ты уверен? — На Флавию произвела впечатление его безапелляционность. — Ты все-таки не специалист по Тициану.

— Абсолютно. Судя по всему, он написал набросок сцены к житию святого Антония, но эскиз был отвергнут братией. И тогда Тициан написал другой. Все сходится: пропорции те же, колористика та же, стиль тот же. Как известно, святой Антоний был монахом, как вон тот персонаж. Заметьте, что на всех трех фресках центральное место в сюжете занимает человек в красно-белом костюме. Я уверен, что перед нами «Чудо о трапезе». Не все на свете праведники. Святой Антоний оказался за столом в тот момент, когда хозяин решил отравить одного из своих гостей. Но присутствие Антония лишило яд его пагубной силы. В результате все почувствовали себя виноватыми и покаялись во грехах. В общем, обычное дело.

Бенедетти согласно кивнул.

— Вы очень начитанный молодой человек, — рассыпался он в похвалах, не догадываясь, что все эти сведения Аргайл почерпнул из дешевого путеводителя, который предусмотрительно приобрел накануне. — Вот только маленькая неувязочка: как справедливо заметила доктор Мастерсон, вся суть предания в том, что гость вкушает яд с радостью и при этом славит в своем сердце Господа. А этот человек явно болен. Кроме того, внизу имеется надпись. Думаю, из Книги Иова: «Человек умирает и распадается; отошел, и где он?» [9]. Как-то мало вяжется с идеей чуда спасения.

Аргайл и Флавия пододвинулись ближе и уставились на картину. Старик, без сомнения, говорил дело. Окружавшие центральную фигуру люди, насколько можно было судить, выглядели скорее ликующими, чем преисполненными благоговейного страха. Да и сам гость отнюдь не походил на человека, на которого только что снизошло покровительство Всевышнего. Наоборот, он казался изможденным: худобу мертвенно-бледного лица подчеркивали черные прямые волосы, а заострившийся нос выдавал душевную муку.

— Постойте-ка. Смотри сюда, Флавия. Неужели вот этот с рубильником тебе никого не напоминает? — Аргайл выхватил пачку фотографий и разложил на столе из красного дерева. Получилось очень убедительно. — Вот: абсолютное доказательство. Или почти абсолютное. Гость — тот же самый человек, что убийца-муж на другой фреске. И, кстати, тот же, что на портрете маркизы. Поэтому Мастерсон не стала искать документальных свидетельств — они ей были не нужны. И поэтому она отправилась в Падую. Не знаю, что вы на это скажете, — продолжал он с неожиданной живостью, повернувшись к синьору Бенедетти. — Я работаю агентом лондонских галерей Бирнеса в Италии. Если вы хотите продать полотно, я его беру. Небольшие комиссионные или процент — и я гарантирую, что картина уйдет за очень хорошую цену. И никаких затрат на установление авторства. Учитывая вот эти материалы, полотно не нуждается в освидетельствовании.

Бенедетти немного подумал и кивнул. Он был хоть и стар, но если дело касалось денег, скор на решения. Недаром в здешних местах говорят: банкир на всю жизнь банкир. Таков уж, наверное, воздух Ломбардии.

— Интересное предложение. Но вам придется взять на себя всю документацию и подготовку. Я пошлю вам письмо, в котором уточню свои требования. А вы направьте моему поверенному предварительный текст договора. Гонорар вы получите только в том случае, если полотно будет выставлено на продажу как подлинник Тициана. Это ясно?