Комитет Тициана

Если честно, генерал не слишком доверял экспертизе. Никогда не видел, чтобы она давала такие потрясающие результаты, о которых кричали сами эксперты. И слишком часто сталкивался с получившими свидетельства подлинности подделками, чтобы уверовать в непререкаемость научных способов расследования. Но теперь ему требовалось убедить Миллера сделать признание. И Боттандо вздохнул с облегчением, когда тот горестно кивнул.

— Вот и славно, — довольно произнес он, заметив, как пожелтел Боволо. Венецианец сознавал, что прямо у него на глазах испарялись шансы на повышение.

— Постойте, — раздался голос Ван Хеттерена, — вы что же, утверждаете, что и Робертса убил доктор Миллер? — Голландец заметно успокоился и начал проявлять интерес к происходящему. Это смутило Боттандо, которому была неприятна следующая сцена спектакля. Но Флавия настаивала, что она тактически необходима для дела. Однако генерал не успел продолжить, как она перехватила инициативу. И у него сложилось впечатление, что помощница не совсем ему доверяла.

— Естественно, нет, — резко возразила она. — Зачем? Последовательность событий абсолютно ясна. На допросе Робертс заявляет, как он сожалеет о смерти Мастерсон, как много старался для нее сделать, и так далее. Он вполне убедителен и не вызывает никаких подозрений. Но потом я допрашивала Ван Хеттерена и заметила, как он побледнел при упоминании о мотиве креста и лилии. У меня свой, несколько импрессионистский способ допроса, и об этом я сообщила только ему.

Доктор Ван Хеттерен не глупец. Он понял, что Мастерсон указывала на Робертса, но не мог этому поверить. Он не хотел напрасно обвинить коллегу и поэтому не сообщил нам, что слышал, как Робертс разговаривал по телефону с Пиантой.

Во вторник вечером после разговора со мной Ван Хеттерен идет к Робертсу, и тот убеждает его, что не виноват. Но сам понимает: если карабинеры вряд ли раскроют смысл символа креста и лилии, то у нас на это имеются все шансы. Что, в свою очередь, способно привести к более детальному расследованию смерти Бралля. И тогда…

Чуточку саморекламы не помешает, решила Флавия. Особенно ради хорошего дела.

— Робертс в ловушке. Он не может вынести мысли о тюрьме и унижении. Он уже убил и интриговал, чтобы избежать позора. Но теперь ему очевидно, что все его усилия оказались тщетными. Остается один выход, и когда Ван Хеттерен уходит, он, чтобы избежать неотвратимого, совершает самоубийство. Сначала Робертс пытается повеситься — отсюда красные отметины у него на шее, — но ему не хватает мужества. Поэтому он бросается в канал и тонет.

После этого утверждения Боттандо смутился еще сильнее, Аргайл с некоторым изумлением вскинул на Флавию глаза, а остальные снова с облегчением вздохнули.

— Значит, все так и происходило, доктор? — спросила Флавия голландца.

Ван Хеттерен долго молчал, но наконец оторвал взгляд от ковра, который до этого изучал с нескрываемым интересом, и тихо произнес:

— Если вы так считаете…

— И вы слышали тот телефонный разговор?

— Да… но…

— Хорошо, — прервала его Флавия. — Жаль, вы не сказали нам этого раньше, но я и так поняла. — Она ободряюще улыбнулась начальнику.

Боттандо в ответ нахмурился. По крайней мере самое неприятное осталось позади. Он поерзал на стуле и решил как можно быстрее расправиться с неприглядным делом. Полный триумф был вопросом всего лишь нескольких минут. Вот только бы знать, что приготовил им Боволо.

— И вот, — он снова взял бразды правления в свои руки, — остается последняя загадка: картины маркизы. У них сомнительный статус. Муж маркизы поступил так, как поступают многие аристократы: он оставил имение своему наследнику доктору Лоренцо, но предоставил жене пожизненное право пользоваться всем имуществом. Она ничего не могла продать без разрешения племянника. Но те картины он позволил ей выставить на продажу, поскольку понимал, что они не представляли никакой ценности.

Однако маркиза и синьора Пианта подозревали, что это не относится к одному портрету неизвестного автора. Луиза Мастерсон заинтересовалась им, однако не сказала, почему. Если бы портрет представлял ценность и если бы это обнаружил доктор Лоренцо, то, памятуя о своей роли защитника национального наследия, без сомнений, отозвал бы свое согласие на продажу.

Маркиза терпеть не могла, когда младшие указывали, как ей поступать, — должен признать, что вполне сочувствую этой черте. Сам недавно пережил нечто подобное. Синьора Пианта помнила о возрасте своей работодательницы и опасалась, что если та умрет, она превратится в бездомную нищенку. И это тоже вполне понятно.

После того как Мастерсон убили и стало очевидно, что ее изысканиями непременно заинтересуются другие, было решено вывезти картину из страны как можно быстрее, пока доктор Лоренцо не успел наложить вето. Женщины, естественно, не желали привлекать к себе внимание, и поэтому синьора Пианта не захотела объяснить, зачем назначила встречу с Мастерсон.