Комкор

Весь этот набор сладких пряников из слов о долге перед родиной и партией, мог подействовать разве что на какого-нибудь салагу-выдвиженца, которому предложили высокий пост, но только не на меня. Я дрался не за своё карьерное будущее, а за родину, чтобы не повторился тот кошмарный сценарий, что царил в моей прошлой реальности. Я не хотел идти на поводу тех людей, которые, собственно, и допустили возможность существования такой реальности. Поэтому на все напыщенные слова Болдина, убеждающие меня в необходимости продолжения наступления на Гродно, ответил сухой цитатой из Полевого Устава Красной Армии за 1939 год, заявив:

— Товарищ генерал-лейтенант, без серьёзной подготовки ни в коем случае нельзя наступать на Гродно. Вы сами знаете ПУ-39, который категорически требует: ' Атака танками переднего края должна быть во всех случаях обеспеченна артиллерийской поддержкой и не допускается без неё'. Но взаимодействия с одной только артиллерией тоже недостаточно: нужна разведка, нужна устойчивая связь, требуется поддержка с воздуха. Ничего этого нет и в помине. Такое наступление обречено на провал. Если вы теперь повторите приказ, я буду оспаривать его в Генштабе.

Да…, такого развития событий генерал-лейтенант никак не ожидал. Чтобы подполковник, которого только что произвели в генералы, ещё смел о чём-то вякать, кроме слов благодарности и признательности родной Коммунистической партии — это было выше всех его представлений о жизни. Но это произошло, и он ничего с этим не мог поделать. Решение о назначении меня командиром 6-го Мехкорпуса было уже принято на самом верху, а ему самому, судя по всему, нужно было срочно улетать, чтобы как можно быстрее выбраться из этого капкана. Пришлось генерал-лейтенанту смазать свой, первоначально звучавший совершенно однозначно, приказ, о наступлении на Гродно, и он гневно парировал:

— А никто вас и не заставляет без артподготовки наступать на Гродно. Вам ещё в бытность комбрига переподчинены десять артполков РГК, вот их и используйте.

Вспомнив науку старого лиса Пителина о том, что у начальства, для подстраховки, нужно брать письменные приказы и распоряжения, я, нагло глядя в глаза Болдину, сказал:

— Товарищ генерал-лейтенант, у меня, кроме радиограмм из генштаба, нет никакого другого подтверждения, что эти полки подчиняются приказам штаба бригады. По координации действий соединений, входящих в Конно-Механизированную Группу, тоже не ясно. Приказа нет, и на каком же основании командиры 11 Мехкорпуса и 6-го ковкорпуса будут выполнять мои распоряжения? Чтобы не было пререканий, требуется письменный приказ.

Деваться генерал-лейтенанту было некуда, поэтому, глухо бухча что-то 'о глупом формализме даже в такой тяжёлый период времени', Болдин всё же внял моим словам, и мы отправились в штаб САК для оформления нужных приказов. Перед самым входом в блиндаж Болдин остановился, повернулся ко мне и спросил:

— А где твой трофей, где пленные гитлеровцы?

Я без заминки доложил:

— Пленные находятся под усиленной охраной и ждут своей участи в кузове грузовика, на котором мы и прибыли. Там же лежат, подготовленные для передачи в вышестоящие штабы, секретные немецкие документы.

Генерал лейтенант кивнул и, обращаясь уже к Черных, который стоял позади меня, спросил:

— Товарищ генерал, как обстоят дела с самолётом, которым должны перебросить трофеи в Москву?

— Транспортник готов, ждёт приказа на вылет, только, вот, сопровождать его сможет всего один МиГ — больше истребителей на этом аэродроме нет. Подготовленная для сопровождения транспортника, пара МиГов была, по вашему приказу, задействована в обеспечении проезда конвоя. В результате отражения атаки немецких самолётов на конвой генерала Черкасова, один из этих истребителей потерян.

— Хм…, а что, нельзя использовать для сопровождения истребители с ваших полевых аэродромов?

— Никак нет! Все они в настоящее время в воздухе, ведут бои, и отозвать их сейчас невозможно. Неизвестно, сколько самолётов вернётся на аэродромы, а те истребители, которые вернутся из боя более-менее неповреждённые, нельзя сразу поднимать в воздух: требуется их заправить, перезарядить оружие, провести необходимые регламентные работы, а это время, и раньше, чем часа через два-три они не смогут подняться в воздух.

— Ладно, будем обходиться тем, что есть! Приказываю — выдать ЛПС полётное задание и пусть начинают загружать в транспортник пленных и документы. Скоро начнёт темнеть, немцы снизят авиационную активность, вот тогда мы и вылетим. Пилоты транспортника и МиГа обучены ночным полётам?

— Так точно! Люди опытные.

— Хорошо!

Обращаясь уже ко мне, Болдин заявил: