Эйно Рахья близко знал Владимира Ильича Ленина. Вместе с другими товарищами по партии он был организатором конспиративной отправки Ильича из Разлива в Финляндию. Позднее сопровождал вождя грядущей пролетарской революции при его нелегальном возвращении в Петроград. Присутствовал на историческом заседании ЦК партии, принявшем решение о сроке проведения вооруженного восстания, а в ночь на 25-е октября 1917 года вместе с Лениным прибыли в штаб его большевистского руководства — Смольный.
С июля 1918 года Э. А. Рахья связал свою судьбу с Красной Армией, формировал 1-й стрелковый полк финских интернационалистов, был военным комиссаром 3-х Петроградских финских советских пехотных курсов комсостава. За бои с полчищами Юденича и против белофинских банд награжден орденом Красного Знамени, делегировался Компартией Финляндии на три первых конгресса Коминтерна, на которых вновь встречался с Владимиром Ильичем. Гражданскую войну Эйно Рахья закончил военкомом 55-й дивизии, а с февраля 1926 года возглавил политотдел 1-го стрелкового корпуса РККА.
Командный состав, политработников, полки и батальоны 16-й Краснознаменной стрелковой дивизии имени В. И. Киквидзе начпокор представил М. В. Калмыкову на военной игре, прошедшей очень поучительно. На разборе, а ранее при беседах с личным составом новый командир-комиссар убедился, что все киквидзевцы хорошо знают боевой путь и традиции своих прославленных однополчан, дорожат ими и стремятся приумножать их.
С двумя другими дивизиями корпуса — 20-й территориальной и 56-й кадровой, имеющей немалый боевой опыт, Михаил Васильевич знакомился на маневрах, которые проходили в местах былых ожесточенных боев защитников Красного Питера с войсками генерала Юденича. Эйно Рахья во время пауз в боевых действиях вспоминал ярчайшие эпизоды минувших сражений, геройские подвиги красноармейцев незабываемого 1919-го, что поднимало моральный дух участников учений, звало их к мужеству, умелому решению поставленных задач в трудных условиях болотисто-лесистой местности, почти беспрерывных дождей, холодной и ветреной погоды.
За этими и другими делами-заботами незаметно подошел октябрь. В частях корпуса, как и во всем округе, по всей стране развернулась деятельная подготовка к дням торжественного празднования 10-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции.
15 октября 1927 года Ленинград встречал членов Центрального Исполнительного Комитета Союза ССР и Советского правительства, прибывавших на юбилейную сессию ЦИК СССР IV созыва. К приходу специального поезда из Москвы на главный перрон Октябрьского вокзала вышли секретарь Северо-Западного бюро ВКП(б) С. М. Киров, секретарь ЦИК СССР А. Е. Енукидзе, зампредседателя Реввоенсовета Союза ССР С. С. Каменев. Занял положенное место Сводный почетный караул, честь командовать которым была предоставлена комдиву 20-й 1-го стрелкового корпуса С. И. Урицкому. На правом фланге караула со знаменем крейсера революции «Аврора» выстроились военные моряки.
Ровно в 10.40 грянул «Интернационал». Под звуки пролетарского гимна гостевой поезд втянул свои вагоны под гигантские своды вокзала. Первыми на перрон ступили Председатели ЦИК СССР — М. И. Калинин, Г. И. Петровский, Г. М. Мусабеков, Ф. У. Ходжаев, А. Г. Червяков. За ними следовали — председатель РВС и нарком по военным и морским делам СССР К. Е. Ворошилов, председатель ВСНХ Союза В. В. Куйбышев, нарком просвещения А. В. Луначарский и другие.
М. И. Калинин и К. Е. Ворошилов приняли рапорты командующего войсками ЛенВО, командующего Балтфлотом и начальника Сводного почетного караула…
Среди встречающих находились М. В. Калмыков и Э. А. Рахья. Имели они приглашения и на юбилейную сессию ЦИК СССР, которая открывалась вечером того же дня в бывшем Таврическом дворце. По выходе из вокзала оба попали в ликующую атмосферу большого празднества. На площади Восстания между высокими флагштоками с многочисленными кумачовыми полотнищами чернел заключенный в клетку из стальных прутьев памятник Александру III, который народ давно окрестил «Пугалом». С трудом пробившись к нему, Калмыков и Эйно Рахья прочли только-только появившееся на цоколе едкое четверостишье Демьяна Бедного: