Комкор

Таких тяжелых танков КВ набралось восемь единиц, это я выяснил у помощника по технической части дивизии военинженера 2-го ранга Чирина. В нашей беседе Александр Константинович раскрыл мне глаза на один вопрос, долго мучивший меня, – почему в дивизиях мехкорпуса такое плачевное положение дел с ГСМ, ведь на двадцать второе июня, по всем бумагам и отчетам, непосредственно в дивизиях запас топлива для танков составлял две заправки. Пусть корпус кружил по Белостокскому выступу в поисках мифической немецкой танковой дивизии, но в этих дерганьях было пройдено всего-то сто километров. Пускай марш до Сокулок и попытка прорваться к Гродно – это еще сто километров, значит, максимум танки после начала войны прошли двести. Судя по документам, в среднем на одной заправке танки должны были преодолеть сто восемьдесят километров, тогда возникал вопрос – если баки танков сейчас пусты, то где же остальное топливо дивизий, что хранилось в бочках и бензовозах? Не вражеские ли тут происки? Все оказалось гораздо прозаичнее – никаких врагов, только технические проблемы. Оказывается, танки, у которых моторесурс выработан более чем на пятьдесят процентов, потребляют гораздо больше топлива, чем положено по паспортным данным. А когда этот злосчастный моторесурс подходит к концу, то расход топлива начинает расти в геометрической прогрессии и может до времени полного обездвиживания танка в десять раз превышать паспортные данные. Например, по танкам, отобранным для использования их в качестве дотов, которым предстояло проползти всего-то десять километров, Чирин подсчитал, что солярки потребуется не меньше, чем остальным пятидесяти пяти для преодоления целых семидесяти километров до места сосредоточения перед броском на Варшаву. Кроме двадцати КВ, тридцати пяти Т-34, в боевых порядках 4-й танковой дивизии оставалось: восемьдесят три БТ-7, тридцать четыре Т-26; из них двадцать три специальных, с химзащитой; кроме этого, двадцать девять БА-10, восемнадцать БА-20 и четырнадцать танкеток Т-27. Немецкая авиация и длинные марши, сопровождаемые стычками с противотанковыми силами немцев, уполовинили количество танков в дивизии, однако она и теперь представляла собой силу гораздо более мощную, чем немецкая танковая дивизия, а, совместно с 29-й, пускай и поредевшей, моторизованной дивизией, мощнее, чем моторизованные корпуса танковых групп немцев. Все было у дивизий в формируемой мной ударной группировке, вот только военного счастья пока не было. Позарез нужна была удача, которую, как я думал, и вырвала у самой судьбы группа майора Половцева. К тому же топливом и боеприпасами предстоящие операции должны были быть обеспечены с избытком: еще ночью я распорядился направить в Волковыск все уцелевшие автоцистерны и несколько десятков трехтонок ЗиС. Подобные распоряжения отдал во всех соединениях, где проводил совещания. По моим прикидкам, одними средствами мехкорпуса мы сможем за раз вывезти весь бензин, имеющийся в наличии у Гаврилова, а также солярку со склада Гушосдора. Сто сорок восемь автоцистерн и почти двести грузовиков должно было принять участие в этой грандиозной снабженческой операции; и все отправляемые нами колонны будут сопровождаться уцелевшими БА-20, а впереди каждой, в качестве разведки и боевого охранения, будет двигаться танкетка и мотоциклетное отделение.

Убедившись, что дело пошло, и четвертая танковая встает на магистральные рельсы, я решил, что пора отправляться в седьмую дивизию. Ждать полковника Кузнецова уже не было времени, и без меня разберется, не маленький; необходимые указания я ему дал по телефону, да и ночью, после совещания, накачал основательно – и так я пробыл здесь почти полчаса, вместо запланированных десяти минут. Попрощавшись с командирами, находящимися в штабе, я спешно направился к трехосному грузовику, теперешнему моему персональному автомобилю. Нравился мне этот трофейный вездеход – проходимость на порядок выше, чем у бронеавтомобилей или «эмки»; охрана рядом, в кузове; в нем же, в случае чего, можно устроить и походный штаб, или гауптвахту.

Обстановка в 7-й танковой дивизии была такой же, что и в четвертой, где я был двадцать минут назад. Та же суета, крики и беготня, только командир дивизии генерал-майор Борзилов был на месте. Мы с Семеном Васильевичем сразу же уединились в одной из комнат в штабе и без свидетелей беседовали минут двадцать. Обсудили всё: и трудности, которые могут встретиться в передвижении колонн к Августину, и как их будем преодолевать, и, наконец, какое счастье, что немецкая авиация бездействует. Чтобы не упускать короткое время этого самого счастья, я и поторопил комдива словами: