Коммандер

— Нет. Лет семьдесят назад мы присягнули фон Виссландам. Получили небольшой фьеф, построили замок. Голодных ртов становится все больше, так что приходится служить. Уже много лет мы идем по церковной части, я и рыцарство получил, подвизаясь на церковных поручениях.

— И как вам служба?

— Да Кхорн бы ее побрал!

Морщась от утреннего солнца, Беренгард скинул с себя плащ, оставив его на крупе лошади.

— В деревнях везде примерно одно и то же. Я не раз уже ходил в походы по наполнению казны, можно сказать, только этим и занят последних три года. Нам говорят, что надо призвать к порядку вилланов, только вот причина всегда была не в них.

— А в чем же? Господа шалят?

— Вот именно! Уклоняются всячески, придумывают то мор, то саранчу, то гоблинов, то зверолюдей. С мужиков при этом дерут вовсю, а вот наверх отправить забывают. И эта постоянная грызня из-за пошлин!

— Пошлин?

— Все подряд ставят свои таможни и собирают «цолле» с проезжих по своему усмотрению. Раньше только бароны, а теперь — и фрайхерры, и даже рыцари собирают цолле** или маутин за проезд по своей земле!

И Бернхарт коротко, но выразительно выругался.

— А знаете, почему сейчас торговцы ездят с одной пустой телегой?

— Я далек от торговли, мой дорогой друг!

— Так вот, представьте себе, идем мы по такой вот дороге, и вдруг — ров прямо поперек. А у нас полный воз с товаром. Мы начинаем сгружать товар на землю, чтобы проехать пустой телегой, и тут же появляется коннетабль местного барона, или сенешаль, а то и сам владелец земли, и заявляет, — «а это все теперь мое, раз лежит на моей земле». Так и приходится теперь возить пустую повозку, чтобы перегружать тюки не на землю, а на нее.

— И часто так бывает?

— Видимо, нередко, раз торговцы пошли на такие меры! А главное — ни князю, ни экзарху от этого — ничего, все идет этим нургловым раубриттерам!

— Ну, талью — то они должны платить и с этих доходов!

— Должны. Но как ее счесть, не зная, сколько они награбили?

— Может быть, если будет избран император, порядка станет больше?

— Навряд ли.

Солнце уже припекало, так что Бернхарт расстегнул ворот дублета, благо Аззи ехала где-то сзади, и большого нарушения приличий тут не было.

— Император не будет заниматься такими мелочами. Его хотят избрать не для этого.

— Хм. А зачем же?

— Ну, во-первых, в пику королевским домам. Король Кенигсланда считает себя императором как наследник легендарного Карла-Франца.

— Это тот, что правил в незапамятные времени, еще до Погибели Мира?

— Да, именно он. Мало того, что его наследники объявили себя королями, так еще и на императорское звание претендуют. Мол, раз новый император не избран — титул передается внутри Рейкландского дома, по наследству.

— Но ведь с тех пор прошло уже много веков?

— Добрых две тысячи лет минуло. И никто достоверно не знает, течет ли кровь этого Карла-Франца по жилам правителей Кенигсланда и Штирии!

Я тоже решил расстегнуть дублет. Благо плащ мне не мешался — он был у Аззи.

— Конечно, за две тысячи лет что угодно могло случиться.

— Раньше, — Беренгард привстал в седле, осматривая дорогу впереди, — когда конгрегация Магов Жизни еще не была под запретом, ходили упорные слухи, что благородная кровь прежних времен почти вся сгинула во время Великой войны с Хаосом. Не зря те времена назвали Погибелью Мира! И нынешние аристократы не имеют к Старой Империи никакого отношения.

— Даже претенденты на императорскую корону?

— Вероятно, да. Возьмем, к примеру, Дом Волленбургов. Их предок, говорят, был баннеретом в одном из имперских отрядов. Потом, когда погибли все старшие офицеры, он стал командиром остатков того отряда. По окончании Великой войны он основал небольшой вооруженный лагерь, который потом и разросся до «бурга».

— А Кессели?

— Фон Кессели тоже никакого отношения к древней императорской фамилии не имеют. Они еще до Погибели Мира были правителями Остенмарка. Фон Гернсгебиты вообще пришли откуда-то из Приграничного княжества, и были они, говорят, наемниками — норсками. О, смотрите-ка, да это новенькие!

Беренгард указал на стоящую у дороги виселицу, на которой болталось в ряд три свежих трупа.

— Как думаете, господа? — крикнул Берн, обернувшись к едущим сзади спутникам. — Разбойники или браконьеры?

— Разбойники! — прокричал Эсперн.

— Браконьеры, — возразил Шварцмюллер.

— По гротену, полагаю?

— Да!

— А вы, Нильс? Нет? Ну, ставки сделаны!

Мы подъехали ближе.

Несколько здоровых ворон с противным карканьем снялись с висельников, но далеко не улетели, рассевшись на соседних дубах и грабах. Свежие трупы тихонько раскачивались ветром.

Два молодых парня и пожилой виллан. Возможно, отец и сыновья. Домотканная одежда свисает клочьями. Никому не приглянулись их лохмотья, так и висят на трупах. А еще говорят, что плохо живем!

— Так, что там у них написано….

Беренгард привстал, рассматривая табличку на виселице.

— «Бунтовщики». Господа, вы все проиграли. Извольте отдать выигрыш мне!

— Игра называется «Угадай висельника», а не «отдай деньги Беренгарду», — возразил Эсперн. — Однако, странно, что их только трое. Бунтовщики обычно ходят отрядами побольше!