Две крепкие телеги наконец — то выкатились за ворота. Здоровые рабочие мерины — три каурых, один серый в яблоках, по два на повозку — действительно были хороши. К фургонам привязали и трех наших кобыл.
Сервы с узелками под рукой, где, видимо, и были все их вещи, правили повозками умело и ловко. Мы залезли в переднюю, к Птаху.
— Давай правь к городу. Хочу побыстрее встретить наш отряд. А то кто знает…
Левая рука сильно болела. Перелома, конечно, не было, но пользоваться ей я еще долго не смогу. Несмотря на это, после благополучного возвращения амулета я испытывал такое облегчение, что даже задремал в повозке. Разбудил меня зычный голос:
— Эй, мужик, сворачивай! Мы армия Светлейшей церкви!
Вот идиот!
— Придержите язык, герр Николас! Не надо сообщать всем встречным, кто мы и куда идем. Вообще-то наш поход секретен.
— Не узнал вас, герр Андерклинг. А что это за быдло с вами?
— Напрасно вы так называете ученого мага! Птах, вставайте с повозками в хвост нашей колонны, а я останусь тут впереди с господами ротмистрами.
Пока мы ехали, я рассказал о происшедшем.
— Невероятно! — воскликнул Отто. — Тут уже лет сто не слышно про зверолюдей! На севере, в густых лесах, их еще полно, а здесь вроде бы их всех извели!
— Так давайте исправим это, — пробасил Рейсснер. — Устроим охоту, и доброе дело сделаем, и мяса запасем в дорогу!
— Вы это серьезно, Николас? Предлагаете есть
— А что такого, Энно? — удивился Шумпер. — Вы же сами ели того хряка, которого добыл Эйхе? Или вы думаете, что это был кабан?
Тут мне стало нехорошо.
— То есть та кабанья голова была….
— Конечно. Достойные охотники никогда не станут бить животных весной или ранним летом. Ведь они о ту пору выводят потомство, а если добыть родителей, то приплод пропадет, и охотиться будет не на кого. А этих уродов, заслуживающих лишь истребления, должно побивать в любое время. Весенние охоты — они всегда либо на волков, либо на зверолюдей!
— Конечно, — вмешался Рейсснер — бывает, что они дают отпор. Они же здоровые! Только ума объединиться в отряд у них не хватает. А то, это была бы не охота, а война.
Я в тоске откинулся на борт телеги. Кхорн возьми, как я тут все ненавижу!
Рука начала отдавать пульсирующей болью. Надо идти к Аззи. И не думать. Не думать о том, что я сейчас узнал.
— Пойду в арьергард, — сообщил я ротмистрам. — И, еще вот что — Эйхе погиб, теперь я коммандер отряда. Прошу обращаться ко мне соответственно, особенно при солдатах.
— Постойте, — вмешался фельдфебель Шумпера, Курт Линдхорст. — А родственники у коммандера были?
— Конечно. Он, то ли пятый, то ли шестой в семье!
— Эйхе — это те, что из Брейсенгау? — спросил Шумпер.
— Да, кажется.
— Брейсенгау — это Хаос знает как далеко отсюда, — продолжил Линдхорст. — Так что, по доброму старому обычаю, мы должны разделить имущество покойного среди его товарищей. То есть нас, господа.
— Наверное, вы правы, Курт. Только имущества у рыцаря было немного.
— Насколько я понял, его орудие и доспехи остались невредимыми? Он же поехал с вами с одним мечом?
— Да. Но вся его амуниция — из оружейной монастыря Андтага. И лошадь тоже. Так что, разделить мы можем только его долги!
— Ничего, дело же не в этом! Нам просто следует соблюсти древний обычай воинского братства. Сколько бы имущества не было у твоего однополчанина, будет очень печально увидеть его у какого-нибудь, да простит меня Свет,
На меня уставились четыре пары выжидающих глаз. Да пожалуйста!
— Несомненно, вы правы. Надо допросить его оруженосца насчет вещей.
— Да, и побыстрее, Энно, пока названный оруженосец — как его там, Гелло? — не присвоил самое ценное. Скажет, мол, рыцарь подарил, прямо перед смертью, да еще и Светом Неизбывным поклянется, выродок тощий! Там по рылу видно — ничего святого…
—
Первым делом я, конечно, отправился к Аззи.
Она хмуро выслушала подробности нашей эскапады.
— Давайте, осмотрю.
Рука была багрово-синей. Мне стало страшно — не разовьется ли какой-нибудь гангрена?
— Все хорошо будет. Сейчас займусь.
Она наложила компрессы, что-то шепча.
— Зачем ты бормочешь свои заклинания. Они же на меня не действуют?
— На тебя — нет, а на травы — да. Я заставляю их отдавать свою живительную силу.
— Ну, делай, как знаешь, мне главное не остаться без руки!
Тем временем из-за поворота показалось пожарище. Все уже почти потухло, лишь отдельные очаги огня тут и там больше дымили, чем горели. Сбежалась кучка зевак — проезжие торговцы, поселяне из окрестных сел. Все они были людьми — ни одной звериной рожи не было видно. Но, казалось, что чьи-то глаза следят за нами из глубины леса — чьи-то зоркие, внимательные, злые глаза…
Некоторые из зевак, осмелев, начал лазить по пожарищу с целью поживится.
— О, какой котел!
— Горшки целые!
— Бочки с вином!
— Гляди-ка, жареное мясо!
Ко мне подошел Майнфельд, фельдфебель Рейсснера.
— Сударь, там…
—
— Простите. Коммандер Андерклинг, там, у очага стоит целый медный котел. Ребята хотят его достать!