Коммандос

Убедившись, что все готово, я улегся в тени деревьев и, накрывшись одеялом, спокойно уснул, у меня всего пять часов, пока солнце не зайдет за горизонт, так что нужно пользоваться этой возможностью и банально отдохнуть.

Мне никто не мешал, проснулся я спокойно, умылся, позанимался. Посмотрел на яркую луну, что уже поднялась на темный небосклон, и после короткого перекуса мы со Смелым устроились в салоне.

— Ну что, парень, скрести пальцы, — сказал я щенку и запустил мотор.

В течение пяти минут я гонял его на разных оборотах, пока не убедился, что тот держит их без проблем. Потом дал полный газ, удерживая машину тормозами, и когда она уже начала подскакивать от той мощи, что выдавал винт, отпустил их и, после шестидесятиметрового разбега, гудя мотором, мой «Шторьх» стал карабкаться в ночное небо.

— Ха, получилось, — выведя самолет на двухсотметровую высоту и перейдя на крейсерскую скорость, потрепал я Смелого по шее. Тот, обрадованный лаской, сразу полез целоваться, но я рукой вернул его на место, строго велев: — Не хулигань.

За сорок минут мы добрались до нужного лесного массива, но садиться на поляну у базы, где уже произошло две авиакатастрофы, я даже не подумал. Меня тут не было довольно продолжительное время, и базу могли обнаружить, вряд ли меня там ждали, сколько времени прошло, но вот заминировать могли, и рисковать я не хотел, поэтому полетел на другую поляну. Она находилась в четырех километрах от базы и была мала, но для «Шторьха» в самый раз. Я ее разведал и очистил еще перед отлетом, за пару дней до того, как с егерями схлестнулся.

Сделав пару кругов над полянкой, осветил ее прожектором и пошел на посадку. Еще на подлете, километров за двадцать до леса, я перешел на самый тихий режим полета и фактически крался к лесу. Как я уже говорил, мне не нужно было, чтобы обо мне знали. Может, кто слышал стрекотание в небе, но надеюсь, нехороших последствий для меня не будет.

Посадка прошла штатно, потрясло слегка, несмотря на то что все ямы я на поляне засыпал, но места хватило, и тормоза сработали штатно, так что не врезался в деревья на опушке, а развернул самолет и заглушил мотор. Быстро покинув салон самолета и положив руку на закрытую кобуру, я прислушался, пока Смелый обнюхивал все вокруг и пытался найти звуки, чуждые лесу. Минут двадцать простоял, слушая лес, и никаких посторонних звуков, кроме потрескивания остывающего движка и фырканья Смелого, который что-то нашел на краю поляны, не услышал.

— Тихо, — пробормотал я и, вернувшись к салону самолета, достал веревку и блоки. Красота, и чего я раньше ими не пользовался, все сам корячился, перекатывая самолет? А тут проблем нет.

Закатив хвост под деревья, лишь крылья не давали отогнать дальше, я топориком нарубил ветвей и замаскировал машину. В темноте не думаю, что это качественно получится, но утром поправлю. Закончив с маскировкой и организацией лагеря, так же плащ бросил на землю, сверху одеяло, и направился к Смелому, что-то он подозрительно затих на другом краю поляны. Подойдя, я осветил его и крупную тушу животного. А я еще думал, мне показался легкий запах тлена, но нет, не показался, отсюда он шел.

— А ну, брысь, ты что, любитель тухлятины? — отогнал я щенка, но тот все равно принюхивался, видимо запах ему нравился. Осмотрев тушу кабана, секач матерый был, с густой гривой от головы до спины, я осветил пулевые пробоины на его шкуре и неумело отделенную заднюю часть.

— Не дай бог так оголодать, — пробормотал я. — Это же старый кабан, его мясо, сколько ни вари, не разжуешь, подметка мягче будет.

Осветив землю вокруг, я после десятиминутных поисков нашел сперва одну гильзу, потом вторую, а также в одном месте был найден отчетливый след левой подошвы сапога.

— Так, что мы имеем, — присев у туши, стал я вслух делать предположения. — Примерно три дня назад неизвестный из «ТТ» с тридцати метров четырьмя выстрелами поразил кабана, дважды промахнувшись. Четыре гильзы на листве, два пулевых ранения у кабана, одно в сердце, но это уже везение, касательное на спине и одно в молоко. Явно неумело отделил заднюю часть, как раз сколько один унесет, и ушел в неизвестном направлении, оставив глубокий след явно от советского сапога. Подметка явно наша, причем, похоже, свежая. Забрал, сколько смог, и не вернулся. Он или один, или группа ушла дальше. Вывод? На сбитых летчиков дальнебомбардировочной авиации мне просто везет… Смелый, за мной. За мной, я сказал!

Нехотя пес последовал за мной, постоянно оглядываясь, он просто не мог понять, как можно бросить столько мяса. Но потом смирился и с опущенной головой, грустный, последовал к лагерю, улегся на собранную мной подстилку из листвы, отвернулся и обиженно со мной не общался. Я же расстелил под крылом плащ и одеяло и буквально через десять минут уже спал спокойным молодецким сном, не обращая внимания на недовольное ворчание щенка.