Комментарии

О нашей литературе я высокого мнения. Но с другой стороны нет ни одного поэта как, например, Меи-Меи Бессенбрюге (американка) или прозаиков как Зебальд. Российская литература не заменяет никак остальную, вот в чём дело. Поэтому возможен и нужен диалог. Кроме того на Западе сохраняется интеллигенция (Пинтер, Хомски), а у нас реакции на политику ослаблены и едва слышны в нескольких журналах. Но те, кого мы знаем, это настоящие люди, не потерявшие чувства целого.

* * *

Ну, казачество есть и во мне, хотя образ Чехова как писателя или Набокова с Пастернаком симпатичнее (при том, что как художник мне только Пастернак был интересен из перечисленных). На Западе ещё присутствует в сознании Бабель, в университетах – Ерофеев с Петушками. Кажется, это всё. Остальное – факультативные спецкурсы.

Жаль, жаль я пропустил в Москве, наверное, самое оригинальное— это постановку Стоппарда «Берег Утопии», идущую 9 часов в РАМТе. Можно ещё посмотреть только в NYC, но далеко лететь. А в Париже сейчас ретроспективы Джакометти, Курбе и Эдварда Стейхина (фотограф). На наших сайтах говорят почему-то о популярности выставки соцарта (где похозяйничала цензура, о чём ты говорил в ОГИ). Интерес имеется, но не великий.

* * *

Вообще история Erased уходит к 1953 году, когда юный Раушенберг припёрся к уже знаменитому Де Кунингу просить в подарок работу, какую не жалко, с целью стереть часть изображения. Стёр и выставил. Говорили, что даже продал, но это было сплетни. Это известный случай, один из мифов абстрактного экспрессионизма. Разработка этого мифа у Жоры оригинальна. Дело в том, что безлюдные миры абстрактной живописи, в отличие от фигуративной, не имеют памяти, т.е. активно не обращаются к ней. Узнавание, которое нам необходимо для «прочитывания» фигуратива всегда «распознавание», например: когда на картине Пармиджанино Мария передаёт ребёнка волхву, то мы узнаём персонажей, следим за жестом, за траекторией фигур, выполняющих действие. Нельзя сказать, что абстракция совсем не адресуется к памяти, и там есть способы её задействования, но это уже манипуляции с формами, а ассоциативная память присутствует всегда, конечно (пятна Роршеха или если абстракция динамична в меру своей «графичности»). Жора, введя «стирание», вернул абстракции память, свойственную восприятию фигуративных картин. Такой получился апофатический жест: образ через отрицание. А «стёртые» площади картины, художник вырезал в виде отдельных фигур и завесил ими лестничный пролёт до пятого этажа. Это именно фигуративы, призраки, зубчатые какие-то тела неизвестного алфавита между зубьями ступеней – режущий пронзительный звук. Забавно получилось. А Жорин сын Илья сделал фотографию – на огромном полотне, одном из тех, что сейчас висят вдоль стены, он расположил десяток обн. девушек и заснял сверху, так что они там как мухи на ленте. Снимок есть в газете-каталоге.

* * *

Для великих модернистов своего времени Жарри был снижением, нечто вроде иронистов как я понимаю. Помню, что столпы литературы переживали после его спектакля. А мимесис и память, эта хорошая подсказка: я и забыл об этом узле. Спасибо.

* * *

Гранты получает какая-то передвигающаяся по глобусу масса (стая) средних «творцов». Они на всех фестивалях, семинарах, творческих школах и т.д. И они презирают тех, кто продался по собственному желанию, кто написал коммерческую дрянь и обеспечил жизнь своим внукам. Это бесконечный спор, но из подающих на гранты есть такие, от которых ещё можно ждать необычного труда, а от солдат рыночной удачи можно ждать только выполнения условий торговли. Например, Хендрик Джексон15 получает гранты и его считают одним из самых крутых немецких поэтов. Но это такая область, где без грантов вообще нет никакого материалистического разговора.

Авангард я давно разлюбил, увы, и постепенно 20-й век становится для меня если не бранным словом, то обозначением пустоты именно в тех узлах, где преуспевал авангард, т.е. в 20-х годах. Ситуация чуть исправляется между двумя войнами, но не надолго.

* * *

Авангард… Понимаешь, не то, чтобы я его не любил. Это не то слово, оно не определяет отношение. Но для сегодняшнего дня, мне кажется, это понятие чем-то наполнено только для интерпретатора, для исследователя, а как «раздражитель», оно опустело. Эпигоны авангарда отталкивающие. Отечественный поэтический авангард в лице бесконечного Хармса мне тоже остобрыд. Для меня большинство обериутов эпигоны Хлебникова и передразниватели высокого модернизма. Вот детские стихи у них были настоящим открытием и артом. А где ещё и Зданевич, там совсем скушняк, нулевая проблематика, хилый голос. Я их не критикую, я их ругаю и отворачиваюсь, потому что не моё время, не мои смыслы. Хотя, о каждом из них плачет серия ЖЗЛ (кстати).

* * *