Комментарий к роману А С Пушкина 'Евгений Онегин'

В печати строфа XXXVIII была опущена, а следующая получила сдвоенный номер. Ср. рассказ П. Парфенова: "…ходил эдак чудно: красная рубашка на нем, кушаком подвязана, штаны широкие, белая шляпа на голове". С другой стороны, см. противоположное свидетельство А. Н. Вульфа: "…мне кто-то говорил или я где-то читал, будто Пушкин, живя в деревне, ходил все в русском платье. Совершеннейший вздор: Пушкин не изменял обыкновенному светскому костюму. Всего только раз, заметьте себе — раз, во все пребывание в деревне, и именно в девятую пятницу после пасхи <т. е. перед троицей. — Ю. Л.>, Пушкин вышел на Святогорскую ярмарку в русской красной рубахе, подпоясанный ремнем, с палкой и в корневой шляпе, привезенной им еще из Одессы" (Пушкин в воспоминаниях современников, 1, 413).

В письме Вяземскому 27 мая 1826 г. П, видимо, имея в виду строфы XXXV–XXXIX, писал: "В 4-ой песне Онегина я изобразил свою жизнь" (XIII, 280).

С пропуском этой строфы оказалось снятым единственное в тексте романа прямое указание на то, что действие его развертывается в Псковской губернии. Другое упоминание (тоже в окончательный текст не попавшее):

Но ты — губерния Псковская
Теплица юных дней моих…
(VI, 351),

включено в лирическое отступление и лишь косвенно соотносится с сюжетным действием EO. Автор, видимо, сознательно обобщил место действия, удалив излишнюю его конкретизацию. Однако то, что Ларины въезжают в Москву через Тверскую заставу (по Петербургской дороге) и, передвигаясь "на своих" (см. с. 108–109), находятся в пути семь суток, позволяет читателю сделать вывод, что «деревенская» часть романа развивается в северо-западном углу России, вероятнее всего в Псковской губернии.

XXXVIII. XXXIX, 3 — Порой белянки черноокой… — Стихи эти, которые часто использовались для характеристики внешности Ольги Калашниковой ("Крепостной любви" П) и социологических заключений не только об Онегине, но и об авторе, — дословный перевод из стихотворения Андре Шенье "Кавалеру де Панжу" "Le baiser jeune et frais d'une blanche aux yeux noirs".

XLI, 7 — Несется в гору во весь дух… — Ср. из заграничных писем Хмельницкого (из Австрии): "Здешняя почтовая езда совершенно противуположна русской. У нас обыкновенно летят в гору и спускаются шагом; у австрийцев тянутся на верх и, подтормозив колеса, летят к низу" (Хмельницкий. Соч., т. I. СПб., 1849, с. 449). Зд.: путник "несется в гору", опасаясь волков. Популярный в романтической литературе «северный» мотив — преследование путника волками (ср.: "Мазепа" Байрона) — дается здесь в прозаических интонациях обычного дорожного происшествия.

XLII, 3 — Читатель ждет уж рифмы  р о з ы… — Ср. в статье "Путешествие из Москвы в Петербург": "Рифм в русском языке слишком мало. Одна вызывает другую. Пламень неминуемо тащит за собою камень. Из-за чувства выглядывает непременно искусство. Кому не надоели любовь и кровь, трудной и чудной, верной и лицемерной, и проч." (XI, 263).

Спор о будущем русской рифмы и жалобы на ограниченность ее возможностей, впервые высказанные в конце XVIII в. Радищевым и Бобровым, снова оживились в 1810-е гг. в связи с проблемой русского гекзаметра. В 1819 г. в послании "К В. А. Жуковскому" Вяземский писал:

Как с рифмой совладеть, подай ты мне совет <…>
Умел бы, как другой, паря на небеса,
Я в пляску здесь пустить и горы и леса
И, в самый летний зной в лугах срывая розы,
Насильственно пригнать с Уральских гор морозы.
При помощи таких союзников, как встарь,
Из од своих бы мог составить рифм словарь…
(Вяземский, с. 124–125).

Однако Вяземский не был изобретателем пародийного использования рифмы "розы — морозы". Он лишь использовал "Оды вздорные" Сумарокова.

Сам П только однажды использовал, кроме EO, рифму "мороза — роза" ("Есть роза дивная: она…" — III, 1, 52, стихи 6–8).

Данная рифма в EO имеет совсем не банальный характер, поскольку является составной и почти каламбурной: морозы — рифмы розы (мърозы — мырозы).

Небанальность рифмы состоит и в другом. Рифмующиеся слова принципиально неравноценны: выражение "трещат морозы" характеризует некоторый реальный пейзаж, а "ждет уж рифмы розы" — набор рифм, т. е. некоторый метатекст, трактующий вопросы поэтической техники. Такое построение характерно для всей литературно-полемической части данной главы: сталкиваются действительность и литература, причем первая характеризуется как истинная, а вторая — как подчеркнуто условная и ложная. Литературная фразеология, литературные ситуации и литературные характеры обесцениваются путем сопоставления с реальностью.