Комментарии к жизни. Книга первая

Под деревьями становилось теплее, и мы ушли. Но каким образом поверхностный ум может творить добро? Разве творение «добра» — это не признак поверхностного мышления? Разве ум, как бы он ни был хитер, изощрен, обучен, не остается всегда поверхностным? Поверхностный ум никогда не сможет стать непостижимым, само становление — это поверхностный путь. Становление — это преследование собственной проекции. Проекция может быть в словесном выражении наивысшего значения, она может быть распространенным виденьем, схемой или планом. Все же это — это вечное дитя мелочности. Делайте, что хотите, поверхностное никогда не станет глубоким, любое действие с его стороны, любое движение ума на любом уровне все еще исходит от поверхностного. Поверхностному уму очень трудно понять, что его действия тщетны, бесполезны. Именно поверхностный ум является активным, и эта сама его деятельность удерживает его в том состоянии. Его деятельность — это создание его собственных условий. Создание условий, сознательное или скрытое, является желанием освобождения от конфликта, от борьбы, и это желание сооружает стены от движения жизни, от неизвестных ветров. И за этими стенами умозаключений, верований, объяснений, идеологий застаивается ум. Только поверхностное застаивается и умирает.

Само желание найти убежище через создание условий порождает еще большую борьбу и больше проблем, поскольку создание условий является отделяющим, а отделенное, изолированное не может жить. Отделенное, соединяясь с другим отделенным, не становится целым. Отделенные — это всегда изолированные, хотя они могут скопиться и собраться, расшириться, включить в себя и быть солидарными. Создание условий является разрушительным, разлагающим. Но поверхностный ум не может понять суть этого, поскольку он занимается деятельностью в поисках сути. Сама эта деятельность препятствует постижению сути. Истина — это действие, не деятельность поверхностного, ищущего, честолюбивого. Истина — это добро, прекрасное, а не деятельность танцующего, планирующего, играющего словами. Именно истина освобождает поверхностное, а не его схема, как освободиться. Поверхностное, ум никогда не смогут сделать себя свободным, они могут двигаться только от одного создания условий к другому, думая, что другое более свободно. Более свободно — это не свободно никогда, это обусловлено, это расширение меньшего. Движение становления, человека, который хочет стать Буддой или менеджером, является деятельностью поверхностного. Поверхностные вечно боятся того, чем они являются, но то, чем они являются, — это истина. Истина скрывается в тихом наблюдении за тем, что есть, и именно истина преобразовывает то, что есть.

Ученые или мудрые?

Дожди смыли пыль и жару многих месяцев, и листва блестела чистотой, и уже начинали показываться новые листочки. На протяжении всей ночи лягушки заполняли воздух своим звучным кваканьем, бывало, они отдохнут, а потом начнут снова. Река быстро текла, а в воздухе была мягкость. Дожди ни в какую не хотели заканчиваться. Собирались черные тучи, и солнце спряталось. Земля, деревья и вся природа, казалось, ждали следующего очищения. Дорога была темно-коричневого цвета, а в лужах играли дети. Они делали пироги из грязи или строили замки и дома, окружая их стенами. После месяцев высокой температуры в воздухе царила радость, и зеленая трава начинала покрывать землю. Все обновляло себя.

Такое возобновление — это невинность.

Человек считал себя очень много знающим, и для него знание было самой сущностью жизни. Жизнь без знания была хуже смерти. Его знания не были об одном или двух явлениях, но охватывали очень много жизненных сфер. Он мог с уверенностью говорить об атоме и коммунизме, об астрономии и ежегодном падении воды в реке, о диете и перенаселенности. Он удивительно гордился своими знаниями и, подобно эрудированному шоумену, он выдавливал их из себя для того, чтобы впечатлить. Это заставляло других молчать и уважать его. Как пугаемся мы знаний, какое испуганное уважение мы проявляем к знающему! Его английский был порой довольно труден для понимания. Он никогда не был за пределами своей собственной страны, но у него было много книг из других стран. Он пристрастен к знаниям, как другой был бы пристрастен к выпивке или любой другой потребности.

«Что является мудростью, если это — не знание? Почему вы говорите, что нужно скрывать все знания? Разве знание не является необходимостью? Без знания где бы мы были? Мы все еще были бы как первобытные люди, не зная ничего об удивительном мире, в котором мы живем. Без знания было бы невозможно существование на любом уровне. Почему вы так настойчиво заявляете, что знания — это препятствие к пониманию?»